Ирина Колесникова:

Воспоминания, писал Александр Сергеевич Пушкин, самая сильная способность души нашей, им очаровано все, что подвластно ему. Вообще, если бы не современники поэта, вряд ли бы мы имели такую исчерпывающую картину пребывания Пушкина в Киеве в конце января начале февраля 1821-го года, как это, например, описал в письме брату Александр Иванович Тургенев: “Пушкин все при Инзове (это – Пушкин уже в ссылке в Кишиневе, под покровительством генерала Инзова), но рыскает везде и недавно был в деревне у Давыдовых в Каменке и на киевских контрактах”. “На киевских контрактах” – это на Подоле, на зимней крещенской ярмарке. Пушкин живет в Киеве у генерала Николая Николаевича Раевского, героя Отечественной войны. У Раевского семейная радость – помолвка дочери. Вот Пушкина, как родного, принимает киевский губернатор Иван Яковлевич Бухарин, и поэт спасается от многочисленных гостей в детской. Здесь он поражен одним открытием: “Женесеа” – оказывается так пишется Енисей во французском учебнике географии. И наконец, шумные беседы в обществе военных либералов, которых впоследствии назовут декабристами. Но есть и другая, поэтическая история пушкинского присутствия в Киеве. Перед встречей с этим городом Александр Сергеевич уже видел счастливые берега Днепра и как светел Киев в поэме “Руслан и Людмила”. Гуляя по киевским холмам, он наверняка представлял себе подвиг и гибель князя Олега. Екатерина Николаевна, дочь Раевского, по которой вздыхал поэт, позже перевоплотится в Марину Мнишек. даже “Полтава” косвенно имеет киевский адрес – Пушкин бывал в Киево-Печерской Лавре и видел могилы Кочубея и Искры. И в этом ряду достойное место может занять улица, по которой Пушкин и не мог гулять, она появилась в 70-е годы 19-го века, но которая к 100-летию со дня рождения Александра Сергеевича была названа в его честь Пушкинской, не взирая на некоторые претензии киевлян к самому поэту. Рассказывает Анатолий Николаевич Макаров, украинский писатель, главный редактор издательства “Амадей”, которое специализируется на литературе о Киеве.

 

Анатолий Макаров:

В этом проявилась та черта, которая понятна киевлянам, какая-то претензия к Александру Сергеевичу. Вот возьмите такую простую вещь: улица Пушкинская она идет параллельно Крещатику, то есть это как бы второй маленький уютный Крещатик. Это была очень видная улица в городе, называлась она именем, как ни как, царицы Елизаветы, которую в Киеве тоже очень любили, вот ей дали название Пушкинской. Это было к юбилею и в этом был большой смысл, потому что с Пушкиным в Киеве был связан определенный знак присутствия русской культуры в украинском все-таки городе. Какие претензии могли быть к Пушкину? Где-то подал повод Александр Сергеевич сам, не назови он гетмана Мазепу злодеем, ничего бы не было, потому что это великолепная поэма, которую и везде читали, и всегда читали, и Пушкина любят и уважают, но вот это вот всегда корябает, потому что Мазепу в Киеве никто никогда злодеем не считал, потому как он действовал так, как действует всякий политик в интересах Украины. Во всех трех частях города он создал самые лучшие соборы, самые роскошные. Когда речь коснулась переименования улицы, она осталась Пушкинской. Это, кажется, в Вильнюсе Лермонтовскую улицу сделали Дудаева улицей.

 

Ирина Колесникова:

О Пушкине сохранилось множество легенд, да и Александр Сергеевич, по словам Якушкина, рассказывал про себя самые отчаянные анекдоты. Есть и киевский анекдот, как будто бы однажды Пушкин приехал в Киев нелегально, “Как, ты здесь?” – увидев его спросил Орлов. “Язык и до Киева доведет” – последовал ответ. “Берегись, берегись, Пушкин, чтобы не услали тебя за Дунай”. На что поэт недвусмысленно парировал: “А может быть и за Прут?”. За рекой Прут, в то время границы России и турецкой Молдавии, происходили волнения, началось греческое восстание за независимость. Пушкин ждал войны и готовился принять в ней участие. Правда, будучи в Киеве, он написал довольно прозрачное стихотворение “Земля и море”, таким образом засвидетельствовав свой выбор: “Я удаляюсь от морей в гостеприимные дубравы, земля мне кажется верней”. На Пушкинской улице в 50-е годы нашего века был свой пушкинский персонаж. В теплые дни он выходил из корпуса медицинского института, выносил стул и мирно грелся на солнышке. Как его звали на самом деле, никто не помнит, но в какой-нибудь театральной пьесе его определенно назвали бы князь-привратник.