Колбаса без чека

Продовольственные товары назад не принимали. У покупателя просто не оставалось на руках чека, чтобы впоследствии предъявить претензию. К слову, в киевском гастрономе №125 “Ряженка” на ул. Свердлова (ныне Прорезной), 10 вообще отсутствовали кассовые аппараты. Так что если человек дома обнаруживал, что купленное молоко оказалось прокисшим, а развесная сметана — слишком уж разведенной кефиром, доказать что-либо работникам прилавка было крайне сложно.

Но даже если в магазине выбивали чеки, покупатель все равно оставался бесправным. Например, в гастрономе “Театральный” на углу улиц Ленина (сейчас Хмельницкого) и Лысенко покупки делались следующим образом. Покупатель выстаивал очередь в отдел, где заказывал, допустим, колбасу. Продавец взвешивал товар и сообщал его стоимость. Покупатель отправлялся в кассу, отстаивая еще одну очередь. Называл кассиру номер отдела, сумму, платил деньги.

С чеком возвращался в отдел, вручал чек продавцу и получал колбасу. Продавец нанизывал чек на длинный металлический стержень, стоявший на прилавке, а в конце смены сдавал чековый “урожай” завмагу. Таким образом, покупатель покидал магазин без чека. И если впоследствии оказывалось, что колбаса несвежая или с другими изъянами (по городу ходили жуткие истории о вареной колбасе, внутри которой покупатель однажды обнаружил то ли крысиный коготь, то ли целый хвост), доказать, что она куплена в данном магазине, было проблематично.

Впрочем, правила торговли предусматривали небольшое “но”. Если купленные продовольственные товары имели явные или скрытые дефекты, “не соответствующие наименованию и сорту, под которыми они были проданы”, то в магазине их могли обменять на такие же, но без дефектов.

Однако защищать свои права, опираясь на это исключение, в реальной жизни было ох как непросто. Взять, например, картошку. С колхозного поля она поступала в город на плодоовощную базу, где хранилась зачастую не в самых хороших условиях. Часть ее успевала сгнить, другая часть выглядела более-менее прилично, и лишь оставшаяся — представляла собой действительно отличную картошку. Магазину, между тем, предстояло реализовать весь доставленный с базы товар, причем по цене отличной картошки (розничные цены устанавливало государство, магазин не имел права самостоятельно делать скидки на портящийся товар).

Впрочем, привезенная картошка не сразу попадала на прилавок. Сначала лучшую ее часть отбирали для себя продавцы и завмаг. Они же откладывали товар и для “нужных людей” — либо в порядке бартера за встречные услуги, либо продавали “с черного хода” с наценкой.

Оставшиеся центнеры картофеля отправляли в торговый зал. Как их продать? Очень просто: придумали фасовать овощи в специальные сеточки. Вроде удобно — сетка содержит фиксированный вес (обычно2 или 3 кг) и продавцу, отпускающему товар, не нужно тратить время на взвешивание. Очередь движется намного быстрее. Однако наряду с хорошей картошкой в упаковку клали и подпорченные картофелины. Как правило, не было сетки без неликвида. И люди постепенно смирились, что около 10% упаковки — гниль.

Как-то раз в киевском овощном магазине №212 на ул. Калинина (сегодня Софийской), 23 переусердствовали — уложили в сетки слишком много порченых картофелин. Один покупатель, принеся упаковку домой, обнаружил, что гнилье составляет едва ли не треть покупки. В магазине, куда он вернулся с претензией, его встретили нелюбезно. Продавцы дружно накинулись на жалобщика, мол, забирайте назад свою сетку — она вскрыта и неизвестно, какая, в ней картошка, может, вы туда какую-то другую подложили, не нашу. Словом, обвинили покупателя в мошенничестве. Его требования заменить дефектный товар успеха не имели. Клиенту велели убираться и не мешать торговле, иначе вызовут милицию.

Оскорбленный покупатель оказался ветераном войны, а в 1970-е, когда страной управлял “дорогой Леонид Ильич”, это кое-что значило. Кроме того, потерпевший являлся доктором каких-то наук, поэтому знал, как грамотно написать жалобу. И отправил ее прямиком в горком партии, поскольку вдобавок являлся членом КПСС.

Городские партийцы “построили” руководство районного плодоовощторга, которому подчинялся магазин. А плодоовощное начальство устроило такой разнос завмагу, что делегация продавцов магазина №212 явилась домой к жалобщику (редчайший случай в практике советской торговли!). Гости не только извинились, но принесли свежую упаковку, в которой все картофелины были просто одна в одну. И пригласили покупателя почаще заходить в их магазин. Когда этот человек переступал порог торговой точки на ул. Калинина, лица продавцов озаряли голливудские улыбки и посетителю беспрекословно отпускали отборный товар.

Галоши Суслова — самые долговечные

С промышленными товарами дела обстояли иначе. Человек, сделав покупку, получал на руки чек (товарный либо кассовый) и гарантийный талон. А в случае обнаружения в товаре неисправностей — имел право на его обмен в рамках гарантийного срока.

Предположим, потребителю удалось “достать” телевизор, пианино или стиральную машину, а покупка оказалась с дефектом. Правила торговли предписывали обращаться в мастерскую гарантийного ремонта — их, в диапазоне от починки зонтов и холодильников до наладки стиральных машин и мотоциклов, насчитывалось в Киеве около 200. Если в течение десяти дней мастера не устранят поломку (например, из-за отсутствия запасных деталей или сложности ремонта), то магазин, продавший некачественный товар, обязан заменить неработающий экземпляр на такой же новый. Впрочем, если мастерская отремонтировала, а вещь вновь сломалась,— это тоже основание для обмена.

Особые правила существовали для обуви. У покупателей котировалась зарубежная продукция — классная, стильная, не мокнущая. Даже какая-нибудь египетская ерунда пользовалась бльшим уважением, чем продукция трех обувных фабрик Киева вместе взятых. Государство установило гарантийные сроки нски — они зависели от страны-производителя. Обувь из Чехословакии имела самый продолжительный гарантийный срок — 90 дней. Поговаривали, ее надежность объяснялась тем, что эта обувь изготовлена на бывших заводах легендарного “обувного короля” Томоша Бати, отобранных советской властью у его семьи после Второй мировой войны.

Вторая по надежности обувь — французская (80 дней). Стан­дарт­ный для обувного импорта гарантийный срок составлял 60 дней. В эту категорию попали изделия из Польши, ФРГ, Бельгии, Австралии, Финляндии, Швеции, Швейцарии, Англии, Голландии. Меньше доверяли обуви, привозимой из Болгарии, Венгрии, ГДР, Египта, Италии — гарантия 50 дней. Самой некачественной считалась продукция из Румынии, Индии, Вьетнама — всего 45 дней гарантии.

Для сравнения: советская модельная обувь на подошве из пористой резины имела гарантийный срок 80 дней. Столько же — полуботинки мужские, отмеченные престижным Знаком качества. А резиновые галоши “лакированные штампованные”, которые носил до конца своей жизни “серый кардинал” Кремля М. Суслов, имели гарантийный срок 90 дней. Зато галоши “бесподкладочные нелакированные клеевые” имели надежность вдвое меньшую — всего 45 дней. Оно и понятно: такие Суслов не носил.

Импортную обувь, у которой обнаруживались дефекты, магазин принимал назад при наличии чека. “Неисправную” пару отправлял на экспертизу. Если подтверждалось, что причина претензии — производственный брак, потребителю возвращали деньги (об обмене на новую пару говорить не приходилось: импортная обувь, даже если и попадала изредка в торговый зал, расхватывалась публикой за час-другой).

Впрочем, экспертиза могла признать, что обувь стала непригодной по вине самого покупателя. Например, порезы, ожоги и другие механические повреждения поверхности могли образоваться “в результате неблагоприятных условий носки”, а деформация туфель — следствие неправильной их сушки. Также дефекты могли возникнуть в процессе ремонта обуви: в мастерской либо самим покупателем. Подобный вердикт означал, что негодную пару вернут жалобщику без денежной компенсации (если речь шла об импортных сапогах, пропадут 80-90 руб., если об импортных туфлях — 45-50, средняя зарплата составляла 150 руб. в месяц). И даже более того: покупателю придется оплатить стоимость экспертизы.

Претензии владельцев советской обуви решались проще. Магазин сам определял причины ее непригодности. И если признавал виноватым покупателя, то отказывал в обмене на новую пару. Если клиент не соглашался с таким решением, пару отправляли на экспертизу. Ее выводы обжалованию не подлежали.

Читатель, видимо, обратил внимание: правила торговли подробно расписывали варианты именно обмена дефектного товара. Ну а если клиент хотел вернуть покупку и получить назад деньги? Не потому, что купил вещь с изъянами, а по той простой причине, что он передумал. Скажем, покупка не подошла по цвету. Или просто разонравилась. Увы, подобные “аргументы” советская торговля не воспринимала. Возврат денег рассматривался как мера крайняя, вынужденная и допускался только в том случае, если проданный товар нельзя было отремонтировать или обменять на новый. Правила советской торговли предписывали устранять причину, из-за которой у владельца товара возникли претензии, а не возвращать человеку деньги.