Серж из Киева

Киевская весна
Уроженец Киева, возглавлявший французский балет целых три десятилетия, сначала имел мало шансов стать танцовщиком. Киевский отрезок биографии Лифаря продолжался неполных 18 лет и не содержал в себе ничего примечательного.

Мальчишкой он каждое утро спешил на Николаевскую площадь, к зданию 8-й Киевской гимназии. Кто бы мог подумать, что в конце века стену этого сооружения (на теперешней площади Ивана Франко — Фокус) украсит мемориальная доска в его честь. Параллельно Сергей занимался музыкой на фортепианном отделении Киевской консерватории. Однажды он узнал, что в студии при Киевской опере балетных артистов обучают под те же пьесы Шопена, что ему приходилось играть в консерваторском классе. Любопытство привело его в студию, где преподавала Бронислава Нижинская. Однако здесь никто не воспринимал всерьёз безвестного юношу.

Судьбу молодого Лифаря решил случай. Однажды пришла весть из Парижа — меценат и вдохновитель «Русских сезонов» Сергей Дягилев просил Нижинскую отобрать пятерых юных танцовщиков для своей балетной труппы. Лифарь не попал в число счастливчиков. Но, поскольку дело было в 1922 г., решиться на отъезд за границу мог не каждый. Один из отобранных кандидатов не нашёл в себе сил распрощаться с близкими людьми навсегда и уступил своё место Лифарю.

Этот шанс Сергей использовал. Балетный век короток, он вынужден был рискнуть. Цена, уплаченная Лифарём за блестящую карьеру, была жестокой: он больше ни разу в жизни не видел своих родителей, а его «возвращение» в Киев состоялось лишь в 90-х, когда именем великого танцовщика был назван киевский Международный конкурс балета.

Есть два обстоятельства, которые можно считать ключевыми для понимания самых фатальных изгибов судьбы Лифаря. Во-первых, его исключительная гордость. Именно гордость, а не бессмысленное честолюбие. Во-вторых, некоторые совпадения, которые случались в его жизни и неизбежно влияли на его поступки.

Чужой успех — самая большая угроза для артиста. Даже если это успех Лифаря. Однажды наш соотечественник невольно затмил звезду Большого театра, любимицу Сталина Марину Семёнову, которая в 1935 г. стала первой советской балериной, приехавшей на гастроли в Париж. Во время её выступлений произошёл один из самых забавных курьёзов в истории балета.

В «Жизели», когда главная героиня бросается к матери, Семёнова привыкла несколько раз выкрикивать «Мама!». Это якобы давало ей особый эмоциональный заряд и всегда сходило с рук на сцене Большого. Когда на репетициях в Париже заметили эту экстравагантную привычку, Лифарь настойчиво посоветовал отказаться от выкриков. Французская публика очень отличалась от советской, и балерина рисковала навлечь на себя бурю негодования. Но не такова была Семёнова, чтобы внимать чужим резонным замечаниям. На спектакле она сначала шептала, а потом всё громче выкрикивала отчаянное «Мама!». Последствия не заставили себя ждать. Тут же кто-то из зала сквозь смех прокричал «А где же твой папа?». Зрители и даже артисты содрогнулись от хохота.
После спектакля Семёнова вышла на поклон и была оглушена пронзительным свистом. Лифарь не знал, как ему поступить в такой ситуации, но по настоянию министра просвещения всё-таки вышел на поклон вслед за примой и получил оглушительную овацию.

Амбициозная Семёнова, видимо, провела не одну бессонную ночь после своего провала. Лифарь на долгие годы остался для неё «по другую сторону баррикад». Эта история была лишь одним из отголосков безусловного первенства Лифаря в балетном жанре на сцене Opera. Он первым из мужчин был удостоен титула «этуаль» (звезда), который раньше употребляли исключительно по отношению к женщинам-танцовщицам.

В его жизни не раз случались бури, возникавшие из-за своенравия его же учениц, из-за их ревности друг к другу на пути к заветному титулу и из-за соперничества за место рядом с Мэтром.

Тень фюрера
Все думали примерно так: «Если Лифарь был обласкан монархами, если при нём всегда платиновый портсигар, подаренный британским королём Георгом V, если даже в злополучном 1940-м он оставался во главе труппы, то кто, как не он, мог принять фюрера в первые дни оккупации?».

С приходом немцев Лифарь решил ни в коем случае не покидать своё детище, поскольку любой ценой хотел сохранить его. Уже через неделю после вступления немцев губернатор Парижа фон Гротте сообщил Лифарю о намерении Гитлера посетить Opera. Решение, принятое танцовщиком, казалось ему идеальным компромиссом. В ближайшую ночь он поручил одному из пожарников по прозвищу Глюглю приехать в опустевший театр и остаться дежурить там в коморке консьержа. Когда наутро Лифарь сам появился в Opera, простодушный пожарный доложил ему, что ночью в театр ненадолго приезжало много немецких офицеров. Один из них был особенно оживлён, расхаживал по залу и фойе, беседовал с Глюглю и дружески похлопывал его по плечу.

Одна фраза, произнесённая немцем, когда он окинул взглядом пустые кресла партера, сохранилась для истории: «Я никогда не понимал, почему ложа вашего президента расположена сбоку. Я желаю сидеть в центре, чтобы видеть весь спектакль!». Стоит ли говорить, что анонимным «добродушным немецким офицером» был Гитлер. Когда несчастный Глюглю узнал об этом — потерял сознание и в тот же вечер умер от сердечного приступа. А Лифарю ещё долго пришлось носить на себе ярлык коллаборациониста. Французская диаспора в Лондоне даже вынесла ему за это символический смертный приговор, а французский суд на некоторое время запретил балетмейстеру появляться на сценах страны.

Пять отказов Сержа Лифаря

1929 г. Лондон. На заре своей карьеры Лифарь отказывается от заманчивого приглашения великой Анны Павловой стать её партнером. Причина – нежелание быть «носильщиком» и исполнителем второстепенных ролей в тени примы.
1940 г. Париж. Отказывается от настоятельной просьбы Геббельса передать в подарок Гитлеру портрет Вагнера кисти Ренуара, украшавший одно из помещений Grand Opera. Причина – портрет вписан в инвентарь театра и принадлежит Французской республике.
1947 г. Париж. Отказался вступить в Коммунистическую партию Франции. Предложение поступило от Мориса Тореза через Пабло Пикассо, речь шла о единственном способе защиты Лифаря от травли как коллаборациониста. Причина отказа – уверенность в своей правоте и убеждение, что ему не в чем оправдываться.
1956 г. Версаль. Отказывается от поддержки генерала де Голля, который предложил свою помощь в порядке «моральной компенсации» за послевоенные инциденты. Причина – личная гордость, осознание своей значимости и самодостаточности как артиста.
1958 г. Аэропорт «Орли». Отказ от всех постов в Grand Opera. Причина – оскорбительный обман со стороны властей, срыв поездки в СССР.

В этой истории не всё осталось ясным для потомков. Так или иначе, живой свидетель ночного пребывания Гитлера в стенах Opera скоропостижно скончался. Факты, изложенные в книге, — версия событий Лифаря. Как бы он ни оправдывался, ничто не мешало ему впоследствии, например, принимать Геббельса в стенах театра.Свои диалоги с фашистом Лифарь передаёт так, чтобы о нём сложилось самое благоприятное впечатление — как о защитнике национальных интересов Франции. Проверить его прямую речь, приводимую в мемуарах, невозможно. Неоспоримым остаётся, по крайней мере, то, что во время войны на немецкие деньги Лифарь поставил немало балетов — разумеется, не имевших никакого отношения к идеологии фашизма.

До самой смерти гений балета формально оставался лицом без гражданства. Даже личное предложение генерала де Голля о принятии французского подданства Лифарь хладнокровно проигнорировал. Это обстоятельство в какой-то мере оправдывает его перед лицом истории. По меньшей мере — вызывает уважение.

Не судьба
Иногда у Лифаря рождались замыслы, граничившие с безумием. В 1949 г. Грета Гарбо, которая была проездом в Париже, посетила одну из его балетных постановок и лично выразила восхищение — зашла к нему в ложу после спектакля. На следующий день Лифарь устроил приём в её честь. Балетмейстеру представилась возможность рассказать об одном из своих самых смелых замыслов. В какой-то момент актриса, растроганная проявленным вниманием, со светской непринужденностью спросила: «Чем я могу отблагодарить вас за такую любезность?». Ответ Лифаря последовал мгновенно: «Сыграйте Федру в моём новом балете!».

Как кинозвезда, не имевшая ничего общего с балетом, должна была вести себя в балетном спектакле, в тот момент не представлял себе никто, в том числе и Лифарь. К тому же, непонятно было, откуда взять фантастическую сумму, которая понадобится для уплаты ей гонорара. Но вызов был брошен. В ответ Гарбо произнесла: «Да». Но мечте окрылённого обещанием актрисы Лифаря не суждено было сбыться. Когда уже не оставалось времени на раздумья, Гарбо написала Сержу короткое письмо. В нём она желала ему успеха и сожалела, что не сможет быть в Париже во время запланированного спектакля.

Казнить нельзя помиловать
1958 г. принёс долгожданную новость: балетная труппа главного театра Франции впервые отправляется на гастроли в СССР. Казалось, вот-вот сбудется мечта Лифаря — побывать на родине и показать там свои спектакли. Но в аэропорту, перед самым отъездом, его задержала полиция, придравшись к каким-то паспортным формальностям.

Задержка была неслучайной и затянулась ровно настолько, чтобы улетавший в Москву самолёт поднялся в воздух. Доведённый до отчаяния Лифарь немедленно подал в отставку со всех постов в Opera. Коллеги прислали ему из Москвы ободряющее письмо. Но удар следовал за ударом. Во время выступлений труппы в Киеве имя Лифаря — балетмейстера-постановщика большинства спектаклей — даже не упоминалось в афишах. Это настолько потрясло Лифаря, что он без колебаний поставил крест на своей карьере художественного руководителя балета парижского театра. Слишком велико было нанесённое ему оскорбление. «Я прощаю всё и всем. Но, к сожалению, никогда не забываю… Никогда не мщу, потому что моя месть — это мои достижения», — скажет он о себе позже.

Только в 60-е годы Лифарь смог побывать в СССР. В дни, когда он был почётным гостем Первого международного конкурса молодых артистов балета в Москве, ему удалось инкогнито приехать в Киев и поклониться могилам родителей на Байковом кладбище.