Первый брак закончился трагедией

Художник жил вдвоем с юной дочерью Олей, в которой души не чаял, еще и потому, что она очень походила на свою мать. Мария Нестерова была сверстницей мужа, высокой шатенкой, милой и доброй. Все предсказывали молодой паре счастье – ведь у талантливого художника доставало заказов, чтобы не беспокоиться о будущем. Но на свадебном пиру в Москве случился эпизод, который если и не заронил тревогу, то запомнился. Среди гостей был врач-акушер, которого прямо из-за стола вызвали к роженице. Вернулся он мрачным – спасти ту женщину не удалось…

Не прошло и года, и 24-летняя Мария скончалась тяжелыми родами. Внезапно овдовевшему художнику помогли выстоять мысль о маленькой дочери и ежедневная работа. Он вспоминал: «Мною, моим чувством тогда руководило, вело меня воспоминание о моей потере, о Маше, о первой и самой истинной любви моей. И еще долго на стенах Владимирского собора я не расставался с милым, потерянным в жизни и обретенным в искусстве ее образом».

 

«Нестеровская женщина» победила прообраз святой Варвары

Но жизнь, как всегда, распорядилась по-своему. В Киеве Нестеров оказался в семейном кругу Праховых. 18-летняя дочь хозяина Елена (Леля), худощавая, не слишком красивая, но остроумная и обаятельная, сразу отнеслась к художнику как к старому знакомому. А он все больше симпатизировал девушке. Именно с нее писался образ святой Варвары для иконостаса Владимирского собора. Сходство оказалось настолько очевидным, что генерал-губернаторша, графиня София Игнатьева, посещая работы в соборе, не сдержала возмущения: «Не могу же я молиться на Лельку Прахову?!» Пришлось несколько изменить черты великомученицы…

Успешно завершив росписи киевского храма, Нестеров не уехал из нашего города. Свою Оленьку он отдал учиться в здешний Институт благородных девиц. А в 1899 году почти десятилетнее знакомство с Лелей Праховой решил увенчать женитьбой. Его сватовство было встречено благосклонно, состоялась помолвка, но…

Примерно в то же время у Нестерова случилась бурная связь с молодой Юлией Урусман. Что здесь оказалось главным – увлечение мужчины или влюбленный взгляд художника, но позже воплощение в живописи Нестерова именно ее черт назовут «нестеровской женщиной». Ее лиричный, сдержанный облик, ее выразительные глаза запечатлены в картинах «Думы», «За Волгой» и многих других. Когда у Праховых узнали, что Урусман ждет от их будущего зятя ребенка, помолвка расстроилась (хотя дружеские отношения с Лелей непостоянному живописцу удалось сохранить). А Юлия родила художнику дочь Веру и через год – сына Михаила.

 

«Если не выпрыгну в окно, будет свадьба…»

Несколько лет Михаил Васильевич прожил на Банковой, 8 в красивом особняке Владимира Пухальского, известного киевского композитора и директора Музыкального училища (этот дом, к сожалению, снесли лет тридцать назад, чтобы построить новый корпус для нужд ЦК КПУ). В особняке для нужд художника была светлая, просторная мастерская. Именно здесь он создавал свою «Святую Русь». На этом полотне Христа встречали русские люди – на фоне зеленых холмов и долин, елей и берез.

Когда картина близилась к завершению, о ней уже ходила громкая молва среди киевлян. Однажды графиня Коновницына, начальница Института благородных девиц, попросила живописца показать работу одной из институтских классных дам – Екатерине Васильевой. А дочь Оля – воспитанница института – дала ей самую лестную характеристику: красива, симпатична, молода! Художник согласился ее принять.

В мастерской появилась скромная, одетая в черное, миловидная 22-летняя девушка. Она долго и молча смотрела на полотно, и было понятно, что картина ей очень нравится. 40-летний Нестеров попросил гостью присесть, они долго беседовали, потом встретились снова…

В мае 1902 года Михаил Васильевич восторженно писал своему близкому другу Александру Турыгину: «Эта девушка страстно, до самозабвения полюбила меня, – а я влюбился, как мальчишка, в нее. Она действительно прекрасна, высока, изящна, очень умна и по общим отзывам дивный, надежный, самоотверженный человек. И если по дурной привычке своей я не выпрыгну в окно, то через месяц наша свадьба».

 

Революция обобрала художника

Нестерову не пришлось «прыгать в окно» (намек на гоголевского Подколесина). Летом 1902 года он и Васильева стали мужем и женой. Некоторых смущала изрядная разница в возрасте, однако дальнейшие события показали, что это не стало помехой их счастливому браку. Вплоть до смерти художника в 1942 году супруги жили душа в душу.

После того, как в 1903-м особняк на Банковой перешел к другому владельцу, Нестеровы перебрались там же, в Липках, в другое дом – на углу нынешних улиц Орлика и Богомольца (он снесен еще до войны). Михаил Васильевич плодотворно трудился, его жена продолжала преподавать в институте. У них родилась дочь Наталья, потом – сын Алексей. Нестеров с удовольствием писал жену и детей на своих полотнах. Правда, заказы в разных городах, творческие поездки часто разлучали художника с Киевом, а в 1910-м семья перебралась в Москву.

Как-то, оказавшись в провинциальном Армавире, Нестеров заболел. А тем временем в Москве происходили революционные события и значительная часть его работ и все ценности были разграблены. Живописцу, которому было уже под 60, пришлось нелегко. И тут проявила ум и энергию Екатерина Петровна. Будучи педагогом, она оказалась на прекрасном счету у новой власти и до тех пор, пока эта власть не признала Нестерова живым классиком, обеспечивала благополучие семьи.

 

 

Еще одна «киевская любовь»

Уехав из Киева, Нестеров не раз посещал город на Днепре, с которым сроднился и где остались многие его прекрасные работы. Одну из них – картину «На горах» – он особенно любил. Она была написана им в родной Уфе и навеяна одноименным произведением известного писателя Мельникова-Печерского. Эту картину купил киевский богач Владимир Меринг, живший на Большой Житомирской, 28, и рассказывали, что если Нестерову доводилось проезжать вечером в трамвае по этой улице, он всегда становился на вагонную скамью, откуда мог разглядеть в освещенном окне свое произведение. А уже в советское время Михаил Васильевич с радостью убедился, что картина не пропала – он нашел ее в одном из музеев Киева. Он бросился к ней со словами: «Голубушка моя, где же ты столько лет пропадала? Как ты жила все эти годы нашей разлуки? И как это ты уцелела?» Доныне этот шедевр Нестерова украшает коллекцию Киевского музея русского искусства.