“Какие бы степени и звания ни были мне присвоены, главное остается неизменным: я врач, и только это важно”

“Многие мои больные умирали, но ни один не знал, что умирает”

В отличие от многих своих коллег Яновский не считал главным достоинством врача правильно поставить диагноз – важно помочь больному. Хороших диагностов в Киеве было немало. Но вот что рассказывали, например, о профессоре Василии Образцове. Он буквально завораживал студентов лекциями о диагностике тех или иных заболеваний, однако никогда не объяснял, как же их лечить. Яновский же считал: поставив диагноз, не помочь больному вылечиться просто нечестно. Или хотя бы облегчить страдания. “Многие мои больные умирали, но ни один не знал, что умирает”, – этому правилу Яновский следовал неукоснительно. Поэтому его так охотно приглашали к безнадежным пациентам: казалось, тем становилось легче от одной беседы с Феофилом Гавриловичем.

Верх душевного мужества Яновский продемонстрировал, когда заболела его жена. Диагноз был страшный. Но, услышав приговор жене, Феофил Гаврилович вошел к ней в комнату и спокойно-доброжелательным голосом велел ей точно выполнять рекомендации коллег. Прошло время – и оказалось, что диагноз был ошибочным. Анна Викторовна так никогда о нем и не узнала.

Стремясь сделать для больного все возможное и даже невозможное, Яновский брался за изучение любой болезни, с какой бы ни встретился. Так было с тифом, холерой, туберкулезом…

Сотни тысяч людей уносил ежегодно туберкулез в Российской империи. Каких только средств не испытывали на больных, а состоятельным людям, в конце концов, рекомендовали… средиземноморский климат. Яновский же добился открытия специализированных санаториев в Украине. Но и это не решило проблему. Болел и умер от туберкулеза брат Феофила Гавриловича, а затем и дочь. Из своих неудач он делал один вывод: “Значит, я мало знаю и умею, значит, нужно опять и опять учиться…” И отправлялся слушать лекции зарубежных светил. Впрочем, через короткое время Яновский начинал лучше них понимать, что полезно, а что вредно больным. Например, в Европе для лечения туберкулеза широко применялись препараты йода – Яновский доказал, что использовать их нужно крайне осторожно, потому что при некоторых формах заболевания он приносит вред!

И дифтерию Яновский объявил своим личным врагом. Причину болезни еще в 1884 году выявил немецкий исследователь Фридрих Леффлер. А его французские коллеги доказали, что возбудитель болезни – дифтерийная палочка – убивает человека сильнейшим токсином. В институте Коха в Берлине научились изготовлять противодифтерийную сыворотку из крови животных, которым вводили возбудитель во все больших дозах. В 1892 году при помощи такой сыворотки удалось спасти нескольких детей. В 1894-м в Киеве собрались врачи и ученые, решившиеся бороться с инфекционными заболеваниями в родном отечестве. Доклад по дифтерии делал Феофил Яновский. Было принято решение о создании “Общества борьбы с заразными болезнями”.
“Реальное и полезное, сделанное нами, будет расти и развиваться”

В киевской медицине до того бактериология практически не играла никакой роли. Об исследованиях в этой области узнавали только из зарубежных журналов. Уже были найдены возбудители многих инфекционных болезней, а в Киеве не существовало ни одной лаборатории, где бы занимались их диагностикой. Яновский пишет докладную записку о необходимости бактериологических исследований – и его направляют в Париж и Берлин для изучения опыта. В результате открывается первая в Киеве и одна из лучших в империи лабораторий. И всем занимался Яновский: закупал оборудование и посуду, обучал лаборантов и препараторов…

В лаборатории началась работа по изучению киевской среды: днепровской воды, снега… Стали понятны пути распространения инфекций, порождавших эпидемии. Возглавил Яновский и бактериологическую лабораторию при Александровской (впоследствии Октябрьской) больнице, которая стала общегородским центром. Но никакая лаборатория не могла удовлетворять нужды медиков, которые уже проявили серьезный интерес к бактериологии. Решено было создать Бактериологический институт.

Материальной помощи организаторы дела ожидали от “высочайших особ”, да не дождались. Оставалось надеяться на добровольные пожертвования. Но дифтерия заставляла торопиться, и профессор Александр Павловский приступил к опытному производству сыворотки в своей университетской лаборатории, а в январе 1895 года смог продемонстрировать коллегам несколько ампул первой в России противодифтерийной сыворотки.

Однако нужно было наладить массовое ее производство, а для этого – довести до конца дело с Бакинститутом. Пожертвования уже поступали. Крупные суммы вносили сахарозаводчик Бродский, княгиня Демидова-Сан-Донто, графы Браницкие… Когда же после завершения строительства были опубликованы списки жертвователей, оказалось, что больше всего денег внесли не они, а люди весьма скромного достатка: “Н. М. Палатников – 3 руб., Н. Петруевич – 1 руб., А. В. – 1 руб. 50 коп., Митя и Филя – 1 руб. 65 коп., три сестры – 3 руб., Коля – 1 руб.”… От всего сердца поблагодарил всех этих людей профессор Павловский в своей речи на открытии института. А закончил ее, выразив надежду: “Будущее оценит наши труды и деяния, так как все слабое, ложное и несовершенное гибнет в силу своего несовершенства, а здоровое, реальное и полезное, сделанное нами, будет расти и развиваться”.

В 20-е годы прошлого века за медицинским образованием потянулось столько людей, что вместо 100-150 студентов, на которых были рассчитаны аудитории, порой скапливалось по нескольку сот. Конечно же, не все они стали впоследствии врачами, но были и такие, кто вырос в больших ученых. Почти два десятка докторов наук подготовила кафедра Яновского. И ради тех, кто стремился к знаниям, Феофил Гаврилович готов был работать без преувеличения денно и нощно. Когда работающие врачи захотели прослушать его курс, он предложил читать лекции с… шести часов утра. А уж когда заканчивался рабочий день Яновского, и не спрашивайте. Ведь если он обещал прийти к больному, значит, приходил – хоть ночью!

Биограф Яновского Гелий Аронов приводит рассказ дочери одного из пациентов Феофила Гавриловича, которая была свидетельницей одного позднего его визита: “Профессора Яновского мы пригласили к отцу, заболевшему воспалением легких. Профессор пообещал прийти вечером, и мы спокойно ждали его, пока не стемнело. Жили мы в частном секторе на Лукьяновке и волноваться стали потому, что во дворе у нас была огромная злая собака. Привязать-то покороче мы ее привязали, но боялись, что она все же начнет лаять и напугает Феофила Гавриловича. Поэтому каждые 10-15 минут кто-нибудь выходил с керосиновой лампой на крыльцо и вглядывался во тьму. И все же мы его пропустили… Собака не могла не почуять чужака, но молчала. Это и поразило нас больше всего, когда раздался стук в дверь и на пороге появился профессор Яновский. Не сговариваясь, в один голос мама и бабушка воскликнули: “Святой пришел!”
“Родится человек на смерть, а умрет – на жизнь”

Однако сам Феофил Гаврилович имел очень скромное о себе мнение. В 1923 году на торжестве по случаю 40-летия со дня окончания им университета он так подытожил свою деятельность: “Сорок лет работы – сорок лет ошибок…” Но коллеги были другого мнения о его деятельности и отсюда его звания и должности: заслуженный профессор, заведующий кафедрами в Новороссийском (Одесском), Киевском университетах, депутат Киевского горсовета, академик АН УССР…

Но для Яновского главным было то, что он врач. После защиты докторской диссертации на двери своей приемной он поменял было табличку “Врач Ф. Г. Яновский” на “Доктор медицины Ф. Г. Яновский”. Приехавший из другого города больной, находясь уже буквально рядом с квартирой Яновского, спросил у прохожего, где ему найти врача. Тот ответил, что такого не знает. Но тут больной сам заметил табличку. “Так вот же Яновский!” – воскликнул. “Какой же это Яновский? Это какой-то доктор Медициньи”, – с сарказмом ответил прохожий. Такова была реакция человека на то, что слова “доктор медицины” были написаны крупно, а остальное мелко. Узнав об этом случае, Феофил Гаврилович вернул на двери прежнюю табличку. “Какие бы степени и звания ни были мне присвоены, главное остается неизменным: я врач, и только это важно”, – сказал Яновский.

– Сколько жизней спас Яновский! А своих близких потерял, – рассказывает начальник отдела научно-методической работы Лукьяновского историко-мемориального заповедника Оксана Борисюк. – Похоронил жену, дочь, брата. “Спасает только работа”, – говорил он. Еще четыре года служил всем, кто в нем нуждался. А потом… Слишком ли жестокой оказалась простуда, которую он подхватил, возвращаясь под дождем от очередного больного, или израсходовал жизненные силы, которыми так беззаветно делился с людьми, но организм сдался. В день похорон киевские газеты вышли в траурных рамках. В некрологах звучало: “Ушел из жизни ЧЕЛОВЕК…” О ЧЕЛОВЕКЕ плакали тысячи киевлян, вставшие сплошным коридором, по которому похоронная процессия прошла от Большой Подвальной к Лукьяновскому кладбищу.

Почти восемь десятков лет прошло с тех пор, а лилии на белом мраморе возвышающегося над могилой креста и сегодня, как живые. Глядя на них, поневоле вспоминаешь не раз говоренное предками: “Родится человек на смерть, а умрет – на жизнь”.

Дело, которое начал Яновский со своими единомышленниками, всячески поддерживалось при всякой власти. Название института в дальнейшем менялось. Санитарно-бактериологический институт (1938 г.), Киевский научно-исследовательский институт эпидемиологии и микробиологии и паразитологии (1956 г.). Сейчас Киевский научно-исследовательский институт эпидемиологии и инфекционных болезней им. Л. В. Громашевского (после объединения с Киевским институтом инфекционных болезней в 1981 г.) координирует научную и практическую деятельность профильных учреждений и институтов в Украине по вопросам борьбы с инфекционными заболеваниями. На базе института работают научно-методические центры: по гриппу и ОРЗ, СПИДу, лептоспирозу, бешенству, иммуноферментному анализу… Но при этом институт сидит в долговой яме. У него нет денег, чтобы оплатить тепло и свет, не говоря о надлежащей охране. Надо ли говорить, в какой опасный он превращается?