Но, как это ни странно, обнаружить сведения об отечественных переводах книги «Россия и русские» мне так и не удалось – ни в доступных справочниках, ни в интернете, ни в фондах Национальной библиотеки Украины имени Вернадского. Чтобы заполнить этот пробел, я попытался самостоятельно перевести с французского главы, посвященные Киеву.

Первый отрывок, приведенный ниже, рассказывает о посещении Виктором Тиссо тогдашней киевской окраины – Демиевки, где он в сопровождении французского консульского агента в Киеве Эдуарда де Молинари наблюдал за бытом русских (читай – украинских) рабочих. Скорее всего, гость побывал на крупном рафинадном заводе (нынешняя территория кондитерской фабрики им. Карла Маркса).

 

Фабрика на Демиевке

– Не хотите ли посетить русскую фабрику? – спросил меня г-н де Молинари.

– Весьма охотно.

– В Демиевку! – крикнул он кучеру, и мы рысью поехали в направлении обширного пригорода, расположенного у подножия холма, с противоположной стороны от Днепра.

Экипаж остановился перед громадными деревянными воротами в высокой стене из светло-желтого кирпича. Сторож в овчинной шапке, с бородой, как у монаха, и в сапогах, как у казака, подошел, чтобы впустить нас.

Во внутреннем дворе уже были зажжены высокие газовые фонари. Звон колокола извещал о конце рабочего дня. Группы девушек, направляясь с нашей стороны, смеялись и пели; они были босы, в сорочках с повязанными на шее цветными лентами, косы висели за спиной.

Мы остановились, чтобы посмотреть на них и послушать. Эта песня (о том, как муж кулаками учил уму-разуму жену), заставлявшая предположить, что многие из этих молодых женщин уже вкусили радость брака, звучала среди просторного тенистого двора с жалобной грустью, подобно хору заключенных.

– Куда они идут? – спросил я у г-на де Молинари.

– Они собираются ужинать.

– Пойдемте за ними.

Длинный дощатый тротуар, брошенный на черный и грязный грунт, привел нас к большому зданию, все окна нижнего этажа которого были освещены. Там, в желтых отблесках подвешенных к потолку керосиновых ламп, сотня девушек и молодых женщин сидела за столом перед огромными деревянными мисками, наполовину заполненными кашей, которую ели ложками среди беседы и смеха. Некоторые были очень красивы, с их светлыми или темно-русыми волосами, с их голубыми или зелеными глазами, с их смышлеными, по-птичьи круглыми головками, с их розовыми и твердыми, как яблочки, щеками.

Так же, как рабочие, работницы живут сообща и образуют так называемые артели. Фабрика предоставляет им продукты по оптовым ценам, нанимает на всех кухарку и в конце месяца удерживает с них расходы на питание. С каждой работницы причитается от 2,5 до 3 рублей. За эту небольшую сумму – примерно 8 франков по нынешнему курсу – русские рабочие и работницы едят в меру своего аппетита, четыре или пять раз в день, борщ, грибной суп, кашу, в постные дни сушеную рыбу, мясо в скоромные дни; они вволю пьют квас.

Женщин принимают на фабрику не больше, чем на девять месяцев, так как к концу этого срока нередко случаются события, ответственность за которые никто не хочет нести…

Часто наблюдаются союзы между рабочими и работницами. Каждое воскресенье на заводах и на фабриках с многочисленным персоналом празднуют по нескольку свадеб.

Мы поднялись, чтобы осмотреть спальню: длинная выбеленная комната, два ряда металлических кроватей, окрашенных в зеленый цвет, с матрасами и ситцевыми платьями в крупных цветных узорах, наброшенными сверху в качестве покрывала. Все это очень опрятно и содержится в порядке.

В отдельном помещении устроена лечебница.

Мужские казармы находятся в другой части двора. Там есть корпус для холостых и корпус для женатых. В особой постройке – кухня и столовая.

Женатые занимают маленькие комнаты или, скорее, «углы», разделенные легкими невысокими перегородками. Тонкая потрескавшаяся дверь или простая штора скрывает от посторонних глаз интерьер этой тесной комнаты, где как раз хватает места для постели, стола, двух стульев, шкафа с посудой и иконы, перед которой рабочий творит свои молитвы до и после еды, утром и вечером. По воскресеньям и праздничным дням он зажигает лампаду, подвешенную перед святым образом.

Холостяки лежат на досках, покрытых тюфяком, и этот необъятный дортуар представляет картину, далекую от впечатления мрачного, гнилого существования, которое можно почерпнуть из некоторых книг.

«Положение русских рабочих невыносимо», – заявил г-н Лавин в своем «Этюде о нигилизме». Совершеннейшая неправда, и я считаю, что материальное положение русского рабочего намного лучше, чем положение французского, английского и немецкого рабочего. Разве во Франции, в Англии, в Германии, по мере того, как строятся «буржуазные» дома, рабочие не вынуждены ютиться в смрадных лачугах, скапливаться в узких, нездоровых, лишенных воздуха помещениях или выбираться в пригороды?

Целая семья ночует в единственной комнате, которая одновременно служит спальней и кухней. Русский рабочий квартирует наподобие солдата; он не платит ни за жилье, ни за отопление; если заболеет, его бесплатно лечит заводской врач. Его пропитание почти ничего ему не стоит.

Кроме того, в России не существует пролетариата. Рабочий – это крестьянин, который почти всегда владеет там, в деревне, небольшой хижиной и клочком земли; несмотря на природную слабость к водке, крайне редко он не откладывает каких-либо сбережений или не отсылает деньги близким. Г-н де Молинари сказал мне, что на предприятии, которое мы посетили, многие рабочие располагают уже капиталами в несколько сотен рублей, и администрация их за это ценит.

(Рабочий получает 10, 12, 15, 18, 20 и 25 рублей в месяц, соответственно значимости его работы; женщины зарабатывают только от 9 до 10 рублей, а дети, используемые для легких работ, 6–7 рублей. Трудовой день начинается в 5 часов утра и длится до 6–7 часов вечера, с получасовым перерывом для завтрака и часовым – в полдень, для обеда)… Через несколько дней после прибытия на фабрику крестьянин уже входит в курс порученной ему работы и выполняет ее так, как если бы он прошел долгое обучение.

Восприимчивостью он не уступает китайцу. К тому же мягок, послушен, терпелив, дисциплинирован, благодаря чему из него получается рабочий, чрезвычайно удобный для управления и руководства. Да, я согласен, что по воскресеньям он пьянствует, но это – его единственный недостаток, такова его манера праздновать святой день. Не у всякого ли народа имеются свои обычаи и нравы?