Не тает бремя.
Михаил Булгаков Восемь десятилетий тому назад, летом 1923-го, спустя два года после начала литературной деятельности, “писатель из Киева”, посетив родину, написал замечательное эссе “Киев-Город”, помещенное в столичной газете “Накануне”. Честно говоря, канун чего пропагандировало упомянутое периодическое издание, мне остается неизвестным. Но не в этом дело. А в том, что доверительное повествование начинающего москвича о жизни Города и киевлян в период нэпа было насквозь пронизано иронией, иногда откровенно злой по отношению к тогдашнему современному состоянию “матери городов русских” — милого сердцу автора провинциального города, который, впрочем, не слишком задержался в судьбе Михаила Афанасьевича, на что имеются серьезные причины… Нет, конечно же, Булгаков не мстил Киеву за то, что тот превратился из “духовного центра отчизны” в закулисный и почти заштатный город с непременными для подобных городов атрибутами “тихой заводи”: низкопробными памятниками вождям, безвкусными и безграмотными вывесками, холуйским заигрыванием люмпена перед зажиточным классом… Москва давала тогда больше шансов на достойную жизнь, насыщенную культурными событиями. Здесь работало множество “живых” театров, был развит кинематограф, выходили десятки газет и журналов, печатались книги, словом, было все, что и в Киеве до 1917 года. Михаил Афанасьевич даже пророчествовал, возможно, “по политическим мотивам”, что все с Киевом будет хорошо. “Город прекрасный, город счастливый. Над разлившимся Днепром, весь в зелени каштанов, весь в солнечных пятнах. Сейчас в нем великая усталость после страшных громыхавших лет. Покой. Но трепет новой жизни я слышу. Его отстроят, опять закипят его улицы, и станет над рекой, которую Гоголь любил, опять царственный город. А память о Петлюре да сгинет”.
Дался писателю Петлюра! Этот антибольшевик, конечно же, нуждался в отрицательной оценке, что было просто необходимо для утверждения “гуманной” коммунистической власти. Сами петлюровцы сыграли в жизни Булгакова негативную роль. Спасались ведь от пуль петлюровского войска и сам Михаил Афанасьевич, и герои его произведений. Изувеченный бунтарями и захватчиками Киев вызывал у Булгакова досаду. В то же время детские и юношеские воспоминания о “безмятежной” жизни в счастливом и прекрасном городе допереворотных времен навсегда сохранились в памяти писателя и выплеснулись ностальгическими строчками почти во всех “культовых” произведених Булгакова. Стоит лишь вспомнить роман “Белая гвардия”, пьесы “Дни Турбиных” и “Бег”, даже “Мастера и Маргариту”. Уж, казалось бы, самый “московский” роман писателя, начинающийся с географической координаты №1 для всех без исключения москвичей — Патриарших прудов, и тот содержит строчки, посвященные Киеву, точнее, — филиппику в адрес киевлянина, решившегося завоевать жилплощадь в Москве, предав таким образом “мать городов русских”. Согласитесь, что и сам автор произведения совершил подобную, правда, более-менее удавшуюся попытку…
Итак, странная ностальгия по родному городу, который практически “вышиб” Мастера, присутствует в самых значительных его произведениях. Между тем, Булгаков сознательно не вернулся в провинцию, коей в начале и середине 20-х годов ушедшего века был Киев, истерзанный кровопролитными боями гражданской войны, потерявший почти всю свою интеллигенцию и духовенство. Кто-то уехал, кого-то убили… Население, заполонившее Киев взамен покинувших его аборигенов, не отличалось изысканными манерами и, по сути, не любило Киев. Михаил Афанасьевич ведал об этом на подсознательном уровне.
Я пытаюсь представить себе невозможное: как отреагировал бы Михаил Афанасьевич на современный Киев, который “из кожи лезет”, дабы стать “європейською столицею”. Как отозвался бы Мастер о нынешнем Майдане Незалежности, что сказал бы по поводу современных супермаркетов, которые занимают уже гектары подземелий, а аппетиты инвесторов все возрастают. Вот уже и за Европейскую площадь взялись… Понравилась бы Булгакову идея “запретить” пешеходов, отдав и тротуары в распоряжение укротителей железных коней. Отдельного внимания заслуживает борьба с омелой и формирование крон деревьев, которые просто обезглавливают. А ведь сам Булгаков, как и практически все киевляне, восторгался тем, как зелен был наш город! Киевлянам завидовали жители других городов. Еще бы! Какое богатство: прекрасная река и замечательные “сады” над кручами…
Что ж, давайте, попытаемся представить себе Мастера, привычной походкой направляющегося к своему дому №13 от парапета Андреевской церкви. Пантеон, устроенный у музея-мастерской Ивана Петровича Кавалеридзе, где огромный Кобзарь, апостол Андрей, княгиня Ольга соседствуют друг с другом, конечно же, не имеет равных. Осталось здесь, пожалуй, установить и копию памятника Артему, да еще такую, чтобы затмила габаритами произведение Растрелли. И вот, не сомневаюсь, сообщил бы в очерке “Киев-Город” образца 2003 года Михаил Афанасьевич, что “слов для описания нет”. Если бы Михаил Афанасьевич направлялся домой с Контрактовой площади, непременно оценил бы достоинства конной группы, состоящей из чахлой лошаденки с поднятым хвостом (!) и гетмана Сагайдачного с брюквой в руке (простите, булавой).
Умиляет на нынешнем спуске и то, что количество автомобилей здесь достигает одновременно нескольких десятков. Все они весело отравляют воздух. Довольно узкий спуск (здесь из-за этого даже в свое время трамвайную линию не проложили) наполнен гарью, низким шлейфом вьется отработанный дымок. Здорово! Движутся автомобили и вверх, и вниз, несмотря на запрещающие “кирпичи”, коих, очевидно, для устрашения залетных провинциалов вывесили сразу три штуки!
На Андреевском спуске, культовой по нынешним временам улице, которую ежедневно посещают тысячи человек, нет ни одного туалета! Собственно, один в наличии все же имеется. Именно неподалеку от музея. За пятьдесят копеек частники пустят в свои пенаты справить нужду. Вот отгремел очередной День Киева. Выпиты тонны пива, окрестные холмы изрядно набрались аммиака и мусорных отходов, ведь к тому же на всем Андреевском спуске аж три урны для мусора. По иронии судьбы, что ли, по соседству с Домом Булгакова поселился отдел культуры Подольской районной администрации. Но это так, “музыка навеяла”. Немудрено, что какой-нибудь из героев произведений Мастера, узнав обо всем этом, был бы “в восхищении”, как и их создатель.
Аккурат напротив Дома Булгаковых имеется в наличии финский деревянный домик, рекламирующий, как следует из аннотационного щита внушительных размеров, “эстонскую мебель и дома”. Вывеску поместили так, чтобы ее можно было разглядеть из окон квартиры семьи Булгаковых в надежде, что кто-то из туристов и посетителей музея немедленно прервет собственное участие в экскурсии по Дому-музею и ринется к бойким эстонским парням за покупками. Слава Богу, окна хотя и не задрапированы “кремовыми занавесками”, но устроены так, что улицы из них не видать.
Рядом с домом Булгаковых-Турбиных имеется маленький “шедевр” — скульптура, изображающая непонятно что или кого, установленная еще лет двадцать назад. Киевляне прозвали ее так неприлично, что негоже печатать это на страницах политического еженедельника.
Думается, дабы доставить Мастеру удовольствие, следует этот образец “высокого искусства” выкорчевать и дорого продать какому-нибудь новому русскому, а взамен установить памятник Михаилу Афанасьевичу. Свой вариант предложил известный украинский скульптор Николай Рапай, изобразив писателя в движении: он как бы идет по улице к родному дому. Установить памятник на Бабином торжке не представляется возможным. Во-первых, там уже Голохвастов “залицяється” к Проне Прокоповне, во-вторых, чуть ниже апостол с равноапостольной княгиней и Тарасом осматривают холмы… Остается поставить памятник на территории усадьбы, где Михаил Афанасьевич провел, пожалуй, самые безмятежные годы жизни. Москва с ее радостями, печалями и Патриаршими прудами была после…
Додати коментар