Еще один выходной полагался на Новый год. Рождество, как известно, предшествовало новогоднему празднику; именно в его честь устанавливали вечнозеленые елки, которые украшала звезда о пяти, шести или даже восьми концах, – память о Вифлеемской звезде, взошедшей над местом Рождества. Считалось, что Рождество – праздник религиозный и семейный, а Новый год предназначен для балов и визитов. Вообще же праздничное настроение не покидало горожан в течение всех святок – от Рождества до Крещения. Даже постные среды и пятницы в эти праздничные дни объявлялись “всеядными”. 

Елка на площади Богдана Хмельницкого (Софиевской). 1954 год.


Не тот стиль 

Несмотря на то что еще в 1919 году рабоче-крестьянское правительство Украины приняло декрет “Об отделении церкви от государства и школы от церкви”, сразу отменить укоренившиеся в народе обычаи и праздники было не так-то просто. Поэтому еще не один год главные церковные даты считались “красными днями” наравне с государственными торжествами. К примеру, изданный в Киеве календарь на 1928 год в перечне нерабочих дней содержал не только 1 мая, 7-8 ноября или, скажем, день Парижской коммуны 18 марта, но и Пасху, Вознесение, Троицу, Преображение, Успение и Рождество. К Рождеству давали два выходных. Правда, ехидство властей состояло в том, что эти дни приходились на 25-26 декабря, то есть соответствовали григорианскому календарю, тогда как православная церковь традиционно праздновала Рождество по старому стилю, согласно юлианскому календарю. Очевидно, таким способом большевистские идеологи пытались как бы отколоть трудящихся от религиозных обрядов. Но хитрость не принесла ожидаемых результатов. Видный украинский общественный деятель и ученый, академик Сергей Ефремов 90 лет назад описывал в своем дневнике, как проходил в Киеве день Рождества по старому стилю: “Звелено працювати, але і праці нема, і не святкують. Службовці пішли на службу, щоб, покрутившись трохи, повтікати, а робітники, здається, і зовсім на роботу не стали…. Церкви повні народу, а крамниці позамикано й на базарах ні лялечки, хоч учора був спеціяльний наказ, щоб базар таки одбувся”.  Со временем народ смекнул, как выйти из положения, чтобы и праздник не пропустить, и в прогульщики ненароком не угодить. Когда подходили календарные праздники 25–26 декабря, рабочие и служащие заявляли, что не желают отдыхать в эти дни и просят перенести выходные на другие числа. Советская пропаганда по такому случаю трубила об успехах на антирелигиозном фронте: вот, мол, как быстро наши трудящиеся избавились от пережитков прошлого. Между тем, получив два отгула, наши земляки тут же использовали их 7-8 января и отмечали Рождество согласно традициям. 

 

Подцензурная колядка 

С окончанием нэпа и усилением атеистического нажима церковные праздники были вычеркнуты из советского календаря. Однако начало недоброй памяти 1937 года сопровождалось сюрпризом. На праздники в киевских школах были устроены елки. В газетах писали, что это сделано по предложению выдающегося сталинского соратника Павла Постышева. Малыши исполняли песню, которая кончалась словами: “И эту чудо-елочку нам Постышев принес”. Но Павел Петрович недолго играл для киевских детей роль Деда Мороза. Писатель Анатолий Кузнецов вспоминал: “Как-то на уроке нам велели раскрыть учебники на странице с портретом Постышева и эту страницу вырвать: Постышев оказался врагом народа. И его расстреляли, хоть он и елочку принес”. Елки все-таки остались в быту сугубо как примета Нового года. Их устанавливали не только в домах, но и в учебных заведениях, Домах культуры, магазинных витринах, на главных площадях. Звезды, которые их венчали, ассоциировались уже не с Вифлеемом, а с башнями московского Кремля. Слова “Рождество” в новогодние дни старались всячески избегать. К примеру, когда в 1961 году знаменитый режиссер-сказочник Александр Роу экранизировал хрестоматийное произведение Николая Гоголя “Ночь перед Рождеством”, киноленту назвали нейтрально: “Вечера на хуторе близ Диканьки”. Даже народные тексты подвергались цензуре. Популярнейшая колядка “Ой радуйся, земле” оставалась в репертуаре украинских народных ансамблей, но от текста ее осталась едва половина, а в припеве вместо “Син Божий народився” долгое время звучало: “Рік Новий народився”.  Желающие все же втихомолку отмечали любимую дату, тем более что в школах еще продолжались каникулы, а на предприятиях и в учреждениях первые дни после Нового года все равно уходили на раскачку. Но только со времен Горбачева массовое празднование Рождества было вполне легализовано, а в независимой Украине этому дню вернули статус выходного. 

Рождественская открытка начала ХХ в.


Кстати 

Не поделили участок 

В те времена, когда крупнейшим учебным заведением города на Днепре была знаменитая Киево-Могилянская академия, многие “спудеи” (студенты) ждали праздников с особым нетерпением. Те из них, кто победнее, обходили на Рождество дома киевлян с крестом и звездой, чтобы “славить Христа”. Их обычно брали в компанию приходские священники со своим причтом. Как отмечали исследователи местного быта, “киевские домохозяева знали бедных студентов и их горькую нужду, а потому в нынешний день радушно их принимали, хлебосольно угощали и еще снабжали кто чем мог”. Благодаря этому “спудеи” хоть на какое-то время избавлялись от хронической голодухи. Но однажды в 1734 году пятеро студентов и приходской дьячок Яблонский, явившись на Рождество в дом зажиточного подольского ремесленника, обнаружили там “делегацию” чужого прихода, которая их опередила. Дьячок раздраженно закричал: “Вон, попе, из нашей парафии!” Хозяин дома возразил на это, что сам пригласил соседнего священника в гости. Компания получила свое даяние и удалилась, но через некоторое время увидела выходящих из дома “конкурентов”. Началась ругань, потом потасовка, и кончилось тем, что дьяку соседнего прихода раскроили дубинкой череп. Веселое Рождество завершилось для зачинщиков драки плачевно: они угодили под арест, после чего церковный суд постановил Яблонского и бывших с ним студентов “выбить гораздо канатом”.