«Киевлянин» на троих

Весьма известную в старом Киеве газету, носившую название «Киевлянин», основал в 1864 году профессор Виталий Яковлевич Шульгин. К тому времени его хорошо знали в городе как видного ученого и педагога, не один год возглавлявшего в университете кафедру всеобщей истории, как блестящего лектора, который умел заставить аудиторию буквально переживать вместе с ним рассматриваемую эпоху.

В издании газеты Шульгина участвовала и его жена Мария Константиновна. История их брака своеобразна. Молодая институтка была очарована красноречием профессора-вдовца, который годился ей в отцы и к тому же после детской травмы был горбат. Известный государственный деятель и мемуарист Сергей Витте вспоминал, что «в это время, можно сказать, он был стариком, а она – совершенной девочкой. Но, конечно, это увлечение как к профессору и лектору прошло, когда она сделалась его женой и узнала тайны жизни».

Впрочем, после разочарования в девическом идеале пришло и утешение – в газету пришел новый сотрудник – молодой, статный, энергичный Дмитрий Пихно. Не будем утверждать, будто Мария Шульгина оказалась в его объятиях еще при жизни мужа, – свечку, как говорится, не держали. Однако после кончины профессора Шульгина его вдова, едва сняв траур, приняла фамилию Пихно.

А когда ее не стало, Дмитрий Иванович унаследовал газету и издавал ее еще много лет. Любопытно, что Мария Константиновна посмертно как бы вернулась к первому мужу: ее могила на Байковом кладбище рядом с могилой Виталия Шульгина.

Смертельное увлечение

Одним из лучших актеров на сцене киевского драматического театра Соловцова по праву считался Николай Рощин-Инсаров (Пашенный). Особенно великолепен он был в роли Чацкого в грибоедовском «Горе от ума». Выступая в амплуа «героя-любовника», Рощин и в жизни был влюбчивым и увлекающимся. Каждая встреча с симпатичной женщиной побуждала его ухаживать за ней, всеми силами привлекать ее внимание. И нередко ему отвечали взаимностью.

Но вот в киевском театре появилась новая актриса – Анна Пасхалова. Она уже была известна публике, выступала на столичной сцене. К тому же аристократка – урожденная княжна Чагадаева. Рощин-Инсаров сразу был покорен ею. А Пасхалова, хоть не отвергала своего сценического партнера, но и никак не проявляла ответных чувств. Это еще больше подстегивало Рощина.

Супруг актрисы Александр Малов работал художником-сценографом. Судя по описаниям его внешности, это был статный мужчина, обладавший благородной красотой. Он без памяти любил свою жену – любовью преданной и ревнивой. С Рощиным они были ровесниками и сдружились, даже перешли на «ты» (тогда так поступали только близкие друзья). Однако «доброжелатели» нашептывали мужу подробности ухаживаний Рощина за его женой. Капля за каплей этот яд проникал в его душу. И вот в январе 1899 года наступила трагическая развязка.

После тяжелого объяснения с Пасхаловой Малов отправился в дешевую гостиницу у Золотых ворот, где жил Рощин-Инсаров. По дороге он зашел в оружейную лавку и купил револьвер. Оставшись наедине с Рощиным, Малов горячо заговорил о своих оскорбленных чувствах, просил актера оставить в покое Пасхалову, не пятнать честь семьи. Артист в это время отвернулся к умывальнику в передней. «Какая там честь…», – начал было он. И тут Малов почти в упор выстрелил Рощину в голову. Смерть наступила мгновенно.

Убийца сам сдался полиции. Судебная экспертиза признала его на момент преступления невменяемым, так что Малова отпустили (через несколько лет он умер в Ялте). А Пасхалова, на время уйдя с киевской сцены, потом вернулась в соловцовскую труппу и стала там признанной премьершей. А ее красота, сгубившая бедного Рощина-Инсарова, вскоре потускнела…

Миссис Историография

Наташа Меньшова – дочь видного офицера Киевского военного округа (позже генерала, начальника артиллерийского склада) – вышла замуж за молодого поручика Полонского. Казалось бы, банальная коллизия: поручик будет теперь делать карьеру при помощи тестя, его симпатичная жена – блистать в офицерских собраниях… Но характер Натальи, теперь уже Полонской, был не таков, чтобы довольствоваться банальностями. И увлекали ее не балы и наряды, а ветхие рукописи в архивной пыли…

Полонская «загорелась» историческими исследованиями, в особенности на темы прошлого Украины. Училась на Высших женских курсах. Ее научным руководителем стал известный профессор-историк Митрофан Довнар-Запольский. Он был доволен толковой, энергичной ученицей, давал ей все более серьезные задания, организовывал совместные публикации… Муж, служивший в другом городе, уже мало интересовал Полонскую.

Ей было хорошо и с Довнаром. Неважно, что ученый был на 17 лет старше ее, что уже сменил двух жен и имел троих детей. В сложившихся условиях им сложно было бы оформить брак, однако они обходились и без этого – лучше всяких обрядов и бумаг их соединила общая страсть к науке.

В 1916 году 32-летняя историк стала уже авторитетным специалистом, едва ли не первой из женщин получила звание приват-доцента Киевского университета. Но последующие бурные события разделили ее с любимым человеком. Довнар-Запольский уехал из Киева. В начале двадцатых годов, работая в Баку, он пытался вызвать туда и Полонскую. Однако Наталья Дмитриевна уже сделала другой выбор.

Еще до революции ей доводилось иметь дело с историком и правоведом Николаем Василенко. Этот ученый в период украинской революции занимал высокие посты – был попечителем учебного округа, а при гетмане Скоропадском министром просвещения. Потом, в 1920-м, его избрали академиком, несколько месяцев он даже возглавлял Украинскую академию наук. Василенко также заведовал кафедрой истории Украины в университете.

А вот Полонскую, которая очень хотела работать на этой же кафедре, он туда не пустил: усомнился в ее профессиональной пригодности. Наталья Дмитриевна, впрочем, не опускала рук, продолжала исследования. И… почтенный академик (на год старше Довнара) был покорен ею. Уже в 1923-м Полонская стала Полонской-Василенко.

Правда, в том же году «молодоженов» ждали суровые испытания. Николаю Василенко припомнили службу «контрреволюционному режиму», его арестовали, судили и посадили на 10 лет. Жена не оставила мужа в беде. Больше года она настойчиво хлопотала, подавала заявления, встречалась с высшим украинским руководством – и добилась для Василенко амнистии. Хоть власти не сняли с него подозрения, но умер он в своей постели.

А вдова, пережив в Киеве нацистскую оккупацию, потом эмигрировала. Украинской историей профессор Наталья Полонская-Василенко продолжала заниматься в Западной Германии – до самой смерти в 1973 году. Подготовленная в это время ею двухтомная «История Украины» теперь известна любому студенту.

Нехороший Лева

В творчестве Михаила Булгакова то и дело возникает образ Мефистофеля из оперы Гуно «Фауст». Известно и то, что еще в молодые годы сам будущий писатель мечтал стать оперным певцом. Этими чаяниями он, очевидно, поделился со знаменитым в свое время басом Львом Сибиряковым, одним из лучших Мефистофелей отечественной сцены. И тот написал Михаилу на своем фото: «Мечты иногда претворяются в действительность». Потом Булгаков держал этот снимок у себя на столе.

В моей коллекции есть несколько открыток с изображением Сибирякова. И одна из них, 1908 года, как мне кажется, сохранила след любовного треугольничка, одной из сторон которого был певец. На открытке он запечатлен в роли старика Собакина из оперы Римского-Корсакова «Царская невеста» – загримированный до неузнаваемости, в парике, с длинной прицепной бородой. Отправлена открытка лет сто назад в Киев, адресована солисту здешнего Оперного театра Михаилу Энгель-Крону. А текст ее таков:

«Дорогой Миша! Только теперь я осознал, как я был неправ по отношению к тебе и к твоей супруге. Забудем все и будем друзьями. Привет супруге, а тебя крепко целую и жду на дачу в Териоки со всей семьей. Твой верный друг Лева».

Фамилия не подписана. Конечно, то, что автором открытки с портретом Льва Сибирякова стал другой Лева, может оказаться и совпадением. Однако не исключено, что сам певец написал киевскому коллеге. Чем же он провинился? Объяснение напрашивается самое простое. Похоже, в какой-то момент 38-летний преуспевающий бас произвел на жену Энгель-Крона более эффектное впечатление, нежели ее собственный муж (и тогда не слишком-то известный, а теперь вовсе забытый) – со всеми вытекающими последствиями…