За восемнадцать лет, которые Дмитрию Дяченко отпустила судьба для активной творческой деятельности, ему удалось создать несколько самобытных и неповторимых архитектурных произведений, большинство которых находится на киевской земле. Трудно сказать, что судьба была благосклонной к зодчему, особенно если учесть, что его репрессировали. С другой стороны, родившийся в захолустном Таганроге, проведший первые годы жизни в Новочеркасске, где “выучиться на ремесленника” уже считалось благом, окончив церковно-приходскую школу и еще обучаясь в гимназии, юноша перешел в техническое училище, а затем поступил в Харьковский технологический институт — нерядовое учебное заведение того времени. Правда, уже после окончания первого курса в 1908 году Дмитрий перебрался в Петербург, где одновременно поступил в два учебных заведения — Академию художеств и Институт гражданских инженеров. В последнем он, по совету отца, остался получать образование, ибо институт готовил архитекторов для всей России и сулил не прозябание (даже при наличии способностей редко кому из художников удавалось “сделать имя”), а процветание. В то время художников было, что звезд на небе, а вот инженеров-архитекторов недоставало. Слишком велики были объемы гражданского строительства. Страна уверенно шла к расцвету, которому помешали известные события 1914—1917 годов.

Еще находясь на студенческой скамье, Дмитрий Дяченко создал множество проектов зданий, часть из которых даже воплотили в жизнь. Наиболее известные из них — главный вход на Всероссийскую сельскохозяйственную выставку в Москве и земская больница в Лубнах Полтавской губернии.

Как конкурсант Дяченко и будучи студентом, и позже представил свои проекты железнодорожного вокзала в Киеве, городской управы Ковеля, Церковно-археологического музея в Каменец-Подольском, Госпрома и здания правительства Украины в Харькове… Во всех этих проектах шлифовался стиль архитектора, который пытался создать произведения, где доминировали барокковые элементы. Наверное, хорошо, что не все замыслы зодчего воплотились в жизнь, поскольку они хотя и оригинальны, но, мягко говоря, нередко отдают “местечковостью”.

Пожалуй, главным достижением Дяченко стало проектирование и строительство корпусов Украинской сельскохозяйственной академии в Киеве. Именно Дяченко доверило правительство Советской Украины столь сложную и ответственную работу по созданию “кузни инженеров будущей перестройки села”. Творческие наработки в этом направлении присутствовали у Дяченко и ранее, поскольку он, проживая в Киеве с 1917 года, занимал должность инженера губернского земства. В 1919—1922 годах молодой специалист находился на должности главного архитектора треста “Киевсахар”, а также возглавлял техническую секцию Сельскохозяйственного научного комитета УССР. Дмитрий Михайлович написал книгу “Будови села”, создал специализированные альбомы “Проекти будинків для селян”, в которых, по словам академика архитектуры Виктора Чепелика, “виявляється щире прагнення архітектора поліпшити побутові умови в житлах і громадських будинках, знайти найефективніші конструкції, разом з тим у них постійно виявляється бажання надати архітектурі рис українського народного стилю. В одних проектах він підіймається до рівня досконалості видатних народних майстрів, в інших подає приклади стилізації “під народну” архітектуру”. (Цитирую по изданию “Хроніка 2000”, Киев, 1997 год.) Но, повторюсь, наиболее ярко творчество мастера проявилось именно при проектировании и строительстве комплекса УСХА, которое начиналось с корпуса лесотехнического факультета.

Всего на территории УСХА планировалось возвести двенадцать больших по объему зданий, которые концептуально создавали единый архитектурный ансамбль. Время внесло в эти планы некоторые коррективы, сам Дяченко был причастен к строительству только половины из них: корпуса лесотехнического, агрохимического и хлеборобского, или земледелия и механизации, факультетов, “профессорского корпуса” и двух массивных студенческих общежитий.

Первое, выстроенное по проекту Дяченко здание, укрывшееся в Голосеево на юге столицы, — одно из самых самобытных и оригинальных в архитектурном наследии Украины.
Корпус бывшего лесотехнического факультета (ныне — институт в системе Национального аграрного университета) Украинской сельскохозяйственной академии имеет свою непростую историю. Еще в 1923 году самобытный зодчий Дяченко получил большой заказ на создание всей проектной документации будущей УСХА. Архитектор, чьи откровенно националистические взгляды на современность и будущее архитектуры Советской Украины, возможно, таким образом был отправлен в местную ссылку. Корпуса будущей академии строились хотя и на высоком киевском плато, откуда просматривался весь Киев, однако находились, что называется, в глуши, да еще под прикрытием густого леса. 36-летний Дмитрий Михайлович Дяченко опередил своих старших товарищей, поскольку именно ему доверили один из самых больших строительных заказов первых лет советской власти, чем вызвал со стороны многих из них личную неприязнь. В дальнейшем это приведет к настоящей трагедии. А в относительно спокойном 1923 году репрессивная махина еще не была раскручена. Впоследствии он подвергался арестам, был вынужден оправдываться перед коллегами и партией “за собственные ошибки”. Особенно после того, когда в Киевском горсовете его облил грязью губернский партийный лидер, а к тому времени еще и первый секретарь обкома КП(б)У Павел Постышев.

Агрономический факультет КПИ после установления советской власти в Украине был реорганизован в Сельхозакадемию. Республике требовались специалисты лесного хозяйства, агрономы, хлеборобы… Требовались в огромном количестве, так как львиная доля кадров, получивших образование еще до октября 1917 года, либо погибла, либо оказалась за границей. Дяченко тактично отнесся к выделенной под строительство громадного комплекса местности. Еще бы! Летописное Голосеево, непосредственная близость к Китаево и Феофании, мест поэтичных и ландшафтно-неповторимых… Выросший в семье, где крепко чтили самобытные народные традиции и культуру, где любовь к Украине (в детстве каждое лето Дяченко отдыхал в родительском селе Патлаевке всего в пяти верстах от Полтавы) обожествлялась, Дмитрий Михайлович воздал должное родной природе и самобытному народу.
“Центр композиции, — рассказывал упоминавшийся мною Виктор Чепелик, — намечался на перекрестке двух дорог, из которых одна вела по склону Голосеевского леса на Демеевку, а другая, перпендикулярно первой, протягивалась к дороге от Демеевки в Феофанию. Именно здесь, в центре комплекса, расположили учебный корпус лесотехнического факультета, который стал первенцем большой стройки, напротив него возводился агрохимический корпус, а за ним, вдоль новой дороги, должны были появиться корпуса земледелия и механизации сельского хозяйства”. Так указывалось на первом “Схематическом плане” 1925 года. В дальнейшем в план внесли коррективы и дополнения. Появились “профессорский корпус” и два студенческих общежития. Завершить строительство УСХА планировали к 1930 году, но в силу объективных и субъективных причин к этому времени не все было выполнено, а впоследствии уже другие архитекторы многое изменили, чем нарушили гармонию, установленную в свое время удивительной киевской природой и талантливым архитектором. Забегая вперед, сообщу, что когда 8 августа 1941 года немцы заняли Голосеево, они разместили на крыше здания лесотехнического факультета тяжелую артиллерию, с помощью которой обстреливали всю южную часть города.

Строительный материал доставлялся сюда в 1925—1927 годах, то есть во время возведения корпуса, из старого города, где для этого безжалостно разрушали старинные особняки, церкви, монастырские ограды. Кроме того, при возведении первых корпусов использовали кирпич, заготовленный еще до революции для возведения самой высокой в старой России (110 метров) колокольни Ионинского монастыря на Зверинце. Тогда успели выстроить только первый ярус и начать второй. Далее помешала Первая мировая война. В Голосеево пригодился и миллион кирпичей, пожертвованных Лаврой для богоугодного дела — строительства колокольни. Применение этому кирпичу безбожная советская власть все же нашла не самое плохое.

Дмитрий Дяченко очень ревниво относился к своему детищу и лично руководил строительством, порою живя в строительных бараках вместе с прорабами и простыми рабочими, не покидал стройку неделями. Интересно, что внутри лесотехнического корпуса, пожалуй, впервые после возведения образцовых учебных корпусов Политехнического института, Дяченко использовал такие функциональные принципы, которые дали возможность студентам обучаться с комфортом. Здесь были широкие рекреации, освещенные естественным светом аудитории. Существовал в корпусе и эффектный холл, окруженный аркадами с галереями. Кстати, свидетельствую, что и сегодня в здании ничего не перестроено. Так же, как и восемьдесят лет назад, совершенно несложно, воспользовавшись двухъярусной аркадой, попасть к руководству вуза. Вот только нынешним студентам не больно хочется общаться с ректором или деканом, а тем более — овладевать знаниями. Но это тема другого эссе.

Учебному корпусу лесотехнического факультета, о котором идет речь, благодаря таланту его создателя Дмитрия Дяченко, по словам академика Чепелика, “присущи праздничность, хорошее настроение, патетика и даже триумфальное звучание”. Говоря о творчестве этого архитектора, нельзя обойти вниманием то обстоятельство, что он зачастую подходил к своим проектам гротескно, эпатировал саму народную архитектуру, с которой “списывал” свои произведения. Так было, скажем, с проектом городской управы в Ковеле, который получил первую премию на Всероссийском конкурсе. Вот как отозвался о Дяченко и его ковельском творении Чепелик: “Він надає формам будови своєрідного, але підкреслено простонародного трактування, не позбавленого доброзичливої посмішки або навіть насмішкуватої самоіронії, до якої мають надто велику схильність саме українці”.

Во всех произведениях Дяченко, которые были возведены в Голосеево, чувствуется уже твердая рука мастера. Здания, выстроенные там в 1927—1931 годах, неравноценны по архитектуре. Скажем, лесотехнический и “хлеборобский” факультеты — образцы высокой архитектуры с безукоризненно выполненными фасадами — к тому же имели весьма удачную внутреннюю планировку. В то же время при строительстве общежитий Дяченко (возможно, из-за экономии средств) отказался от массивных элементов декора, “упростил” их до минимума.
В 1930 году Дяченко оказывается в опале. Его барокковые произведения, о которых ранее лестно отзывались многие архитекторы и пресса, теперь подвергнуты резкой критике. На них навешен ярлык “шаблонных”, то есть таких, которые “вопиющим образом напоминают о тяжелых для украинского народа временах” (sic!). Обвиняли Дяченко, прежде всего, конечно же, в национализме. На первый план в архитектуре страшных и уродливых тридцатых годов выходил рациональный имперский стиль, который даже теоретически не мог ужиться с украинским барокко. Образцами безвкусицы журнал “Соціалістичний Київ” объявлял Кловский дворец, Браму Заборовского, перестроенную в стиле барокко Петропавловскую церковь на Подоле (была разрушена), многие другие произведения. Что и говорить в таком случае о новой архитектуре. Любопытно, что вокруг темы сосуществования украинских народных традиций и рационализма в архитектуре развернулась полемика в прессе. По одну сторону находились Дяченко, Василий Кричевский, Николай Макаренко (репрессированный за то, что единственный из профессоров-историков ВУАН отказался подписать приговор Михайловскому Златоверхому монастырю), искусствовед, “незмінний секретар ВУАН”, также репрессированный Федор Эрнст, а по другую — новая волна услужливых и посему нужных новой власти: архитектор Холостенко, профессор архитектуры Рыков, архитектор Шафран, бывавшие в ЦК партии намного чаще, чем на строительных площадках, где возводились их “произведения”.

Помогали создавать негативный образ и “московские товарищи”, которые своими статьями в центральной партийной прессе и специальной литературе гадили самобытным украинским архитекторам, пописывая пасквили. Очевидно, что цель их “подрывной работы” состояла в том, чтобы самим строить на украинской земле в эпоху “розбудови Радянської України”. Так и случилось. Например, после переезда столицы из Харькова в Киев генеральный план реконструкции города, по сути, уничтоживший десятки шедевров архитектуры и памятников истории был создан хотя и киевским профессором Павлом Хаустовым, но в угоду ленинградской и московской архитектурным школам. Лангбард и Каракис успели особенно наследить в Киеве, построив свои неуклюжие творения на самых святых киевских местах (например, на месте церкви Трех Святителей и Георгиевской церкви, в усадьбе Десятинной церкви и т. п. В сущности, они использовали строительные площадки, освободившиеся после уничтожения перечисленных выше храмов).

Органы ОГПУ впервые арестовали Дмитрия Дяченко в Киеве в 1931 году. Обвинение банальное и традиционное в то время: “участие в контрреволюционной националистической деятельности”. Тогда ему удалось остаться на свободе. Возможно, какую-то роль в “освобождении” сыграли высокопоставленный покровитель и то, что выстроенные в Голосеево произведения архитектора получили положительные отзывы в западной прессе. Не мог же известный архитектор бесследно исчезнуть в тот период, когда с СССР налаживали дипломатические отношения самые “продвинутые” страны мира, например Германия и США! В семье Дяченко утверждали, что отмена обвинения 1931 года была связана с тем, что Дмитрий Михайлович держался на допросах мужественно и отвел от себя все подозрения. Как бы там ни было, но тот арест сильно повлиял на творческую судьбу мастера. Дяченко разрешили работать в архитектуре, но в его произведениях уже отсутствовали элементы украинского барокко, замененные архитектурой классицизма (здание Торговой академии на бульваре Шевченко, зоотехнический факультет УСХА). Нельзя сказать, что эти его конструктивистские творения были лишены индивидуальности, но все-таки они уступали в классе тому, что Дяченко создал в Киеве ранее. А далее наступило публичное “покаяние”. Выступая на І съезде Союза архитекторов Советской Украины, который состоялся в 1937 году, Дмитрий Дяченко “каялся” в присутствии сотен своих недругов и высокопоставленных партийных шишек с высокой трибуны в том, что использовал барокко! “Я увидел, что стиль современной советской архитектуры не может иметь места в формах киевского барокко (читай, украинского. — Авт.), тем более барокко, которое в большинстве своих памятников имеет характер клерикальный, церковный, и я, совершенно самостоятельно, продумавши, прочувствовавши, пришел к заключению, что то были искания, быть может, не совсем удачные в смысле идеологическом, во всяком случае, то была полоса ошибок… С 1930 года я в этом стиле совершенно не работаю” (цитирую по стенограмме выступления Дяченко на І съезде Союза архитекторов Советской Украины). Съезд единогласно (1937 год все-таки) осудил “проступки” Дяченко. Архитектор уехал в Москву в надежде, что там, вдали от Киева, он сохранит свою жизнь и жизни родных и близких. С родней все сложилось более-менее благополучно. “Черный ворон” прибыл только за ним…
До 1957 года, то есть до момента посмертной реабилитации, имя Дмитрия Дяченко упоминалось лишь в специальной литературе. В энциклопедиях и справочных изданиях хрущевской “оттепели”, брежневской поры и перестройки о Дяченко вспоминали без пиетета, впрочем, отмечали его “некоторые” заслуги на ниве архитектуры. Вот уж, честно, не знаю, есть ли улица его имени в Киеве. Хотелось бы, чтобы, по меньшей мере, на корпусе лесотехнического института появилась мемориальная доска в его честь…

В статье использованы рисунки академика архитектуры Виктора Чепелика