О ВЫВЕСКАХ С КРЕНДЕЛЯМИ И БЕЗ КРЕНДЕЛЕЙ

Великий Гоголь, описывая в поэме “Мертвые души” патриархальный уклад города NN, время от времени упоминает о рекламе:

“Город никак не уступал другим губернским городам… Попадались почти смытые дождем вывески с кренделями и сапогами, кое-где с нарисованными синими брюками и подписью какого-то портного; где магазин с картузами, фуражками и надписью: “Иностранец Василий Федоров”; где нарисован был бильярд с двумя игроками во фраках… Кое-где просто стояли столы с орехами, мылом и пряниками, похожими на мыло; где харчевня с нарисованною толстою рыбою и воткнутой в нее вилкою… И под всем этим было написано: “И вот заведение”.

Таких произведений рекламного искусства в губернских городах было хоть пруд пруди. Во времена Гоголя Киев тоже был губернским центром, поэтому некоторая доля описанных “художеств” могла быть заимствована и на его улицах, только не на центральных, а где-нибудь на окраине.

Центр же города котировался по высшему разряду. “Главная торговля сосредоточена на Крещатике, — писал Альфред фон Юнк. — Огромные здания, занятые под магазины, устроены на манер петербургских — с зеркальным цельным стеклом, за которым для прохожих выставлено все, что есть в магазине: разные изящные мелочи, модные вещи, золото, бронза, серебро”.

Тут же автор дает подробную характеристику киевским предпринимателям: “Колбасник Вебер… к Рождеству устраивает у себя выставку различных сортов колбас, окороков, фаршированных гусей, уток, поросят и т. п. Войдя в магазин, невольно улыбнешься, увидев свиную голову в веночке из роз или окорочок, украшенный фиалками. Каждый год он готовит что-нибудь новое. Нас несколько поражает искусство Вебера давать названия, например: если у него появится колбаса под названием “Аристократ” или “Мортаделла”, не думайте, что это старые изобретения. Нет! Это новые сорта, открытые им и приготовленные с большим вкусом”. (“Киевский телеграф”, 1861).

О том, какие люди стояли у руля городского бизнеса, упоминает в своих публикациях и поэт Афанасьев-Чужбинский: “Лучшие магазины размещены на Крещатике: Финке, “Немецкий”, “Санкт-Петербургский”, Барского. В этих магазинах можно найти все, что требуется в повседневной жизни для удовольствий, роскоши и мод… Следует признать первенство магазина Финке, в котором и прекрасная кондитерская, и все лучшие зарубежные изделия… Приказчики и продавцы, как правило, вежливы и предупредительны… Кондитерских много, но лучшие Финке, Розминтальского и Беккера. У Розминтальского прекрасно обставлена комната для дам, с роскошной мебелью, цветами и маленьким фонтанчиком”. (“Киевские губернские ведомости”, 1850).

ЕГУПЕЦ (ТО ЕСТЬ КИЕВ) — БЛАГОСЛОВЕННЫЙ ДЛЯ ТОРГОВЛИ КРАЙ

Не все ставшие богатыми купцы сразу достигали таких высот. Многие из них начинали с нуля. Великолепно описал эволюцию роста киевского коммерсанта Шолом-Алейхем в рассказе “С ярмарки”:

“Большой город обладает магнетической силой, которая притягивает и не отпускает… В тех краях, где жил наш герой, этим большим городом был прославленный Киев-град… Остановился он в заезжем доме Алтера Каневера, в нижней части города, называемой Подолом… Герой узнал, что в Киеве существует миллионер Бродский, а у этого Бродского на Подоле мельница… Медленно поднялся наш герой на Крещатик, красивейшую улицу Киева… Войдя в какой-то двор против гостиницы “Европа”, он прочитал вывеску на русском языке: “Меняльная контора Купельника”…

Таким образом, в карьере “нашего героя” наступил решающий момент. Чем все это закончилось, узнаем из следующего рассказа писателя (“Стэмпэню”), где преуспевающий торговец Мойше-Мендель в коротком письме к своему отцу сообщает следующее:

“Ты просишь меня, дорогой отец, написать о том, какие дела у нас в Егупце (так писатель называл Киев — авт.). Сообщаю тебе, что больше всего здесь идет красный товар, а также галантерея. Бакалея тоже идет неплохо… Шерстяные товары здесь в цене, прямо на вес золота. Одним словом, Егупец — благословенный край. Сам город очень велик, стоит поглядеть на него. Это вообще совсем другой мир. Еще сообщаю вам, что магазин, который я снял, находится в самом центре Александровской улицы, и торгуем мы, с Божьей помощью, совсем неплохо…”

БАКАЛЕЙНАЯ ЛАВКА В ДОМЕ БУЛГАКОВА

Наступил двадцатый век.

“Над стройкой паевых квартир, экономиями Браницких и мельницами Бродских, над чашкой кофе, заказанной в кафе Семадени десятком биржевых дельцов, всходит комета Галлея… Однако негр на Крещатике в фешенебельном магазине Альшванга, как и прежде, распахивает дверь перед покупателем; по-прежнему мороженое надо есть у Жоржа, а блины — в “Древней Руси”, полендвицу? покупать конечно же не у Бульона, а у Лизеля, вина — только у Гаусмана…”

Это уже рекомендации другого киевлянина, Николая Ушакова, из автобиографической книги “Повесть быстротекущих лет”. Мастера слова делали свою работу качественно и добросовестно. Так, например, в очерке Владимира Короленко “На Лукьяновке” (1913 г.) всего лишь один словесный штрих воссоздает перед нами широкую картину киевского быта: “Вагон нес нас по улицам современного Киева, с красивыми домами, вывесками, газетами и электричеством…”

Если же говорить более обстоятельно о киевских магазинах, то лучшего проводника по этим местам, чем Михаил Булгаков, не найти. Возможно, это связано с тем, что дом на Андреевском спуске, где жил автор “Мастера и Маргариты”, находился в гуще торговых вывесок, прилепившихся к фасадам окружающих зданий. Да и в самом доме №13, “постройки изумительной”, размещалась лавочка, над входом которой громоздилась надпись: “Бакалейно-гастрономическая торговля №13”.

Из окна кабинета писателя открывался вид на одноэтажное здание, сплошь оббитое декоративными щитами рекламного содержания. На длинной узкой доске, расположенной под самой крышей, было выведено пышными буквами: “Швейная мастерская духовного платья”. В простенках между окон красовались рисунки, изображающие фасоны одежды, предлагаемые “духовным” портным.

“Был на углу Крещатика и Николаевской улицы большой и изящный магазин табачных изделий, — пишет Булгаков. — На продолговатой вывеске был очень хорошо изображен кофейный турок в феске, курящий кальян. Ноги у турка были в мягких желтых туфлях с задранными носами… Магазин “Парижский шик” мадам Анжу помещался в самом центре города, на Театральной улице, проходящей позади оперного театра… На левом окне была нарисована цветная дамская шляпа, с золотыми словами “Шик паризьен”. (“Белая гвардия”).

РЕКЛАМА ДЛЯ ПОВИВАЛЬНОЙ БАБКИ

Вот какой стиль рекламного оформления царил в городе на заре бурного двадцатого века. Страницы романа “Белая гвардия” возвращают нас ко многим достопримечательностям торгового Киева. Так, остановившись в гостинице “Роза Стамбула” у самого телеграфа, вы могли наведаться в кафе “Максим”, где “соловьем свистал на скрипке обаятельный сдобный румын”. Любителей сладостей ждали в кондитерских “Жорж” (на Крещатике) и “Маркиза” (на Прорезной), а если требовалось “что-нибудь покрепче”, то здесь же, на месте, открывалась запечатанная сургучем бутылка “коньяка Шустова с колоколом”. (Любопытно, что трамваи с рекламными щитами этой фирмы курсировали на всех городских маршрутах).

Знакомя читателей с торговой символикой, Булгаков уделяет пристальное внимание специфике уличных вывесок. На них мы встречаем фамилии не только коммерсантов и купцов, но и врачей, ремесленников, адвокатов. Так на страницах романа появляются рекламные “визитки”: “Зубной врач Берта Яковлевна Принц-Металл”, “Повивальная бабка Е. Т. Шадурская” и другие.

Если же вы решились идти на свидание, то обязательно зайдите в магазин “Флора” с витиеватой надписью на стекле: “Ежедневно — свежие цветы из Ниццы” (ул. Николаевская, 1, ныне Городецкого). В романе салон цветов фигурирует под названием “Ниццкая флора”. А вот напротив этого заведения размещался ряд элитных гастрономических точек: “В окнах магазинов мохнатились цветочные леса, бревнами золотистого жира висели балыки, орлами и печатями томно сверкали бутылки прекрасного шампанского вина “Абрау”. Бутылка шампанского, кстати, цветам не помеха.