Лампочка до Ильича

В 1870 году был заключен 50-летний договор с инженер-полковником Амандом Струве на обустройство газового уличного освещения. Струве, организовавший Киевское газовое общество, охотно взялся за этот перспективный бизнес. Построил собственный газовый завод на Кузнечной улице, проложил магистрали. И уже к 1877 году в центре Киева насчитывалось 1200 газовых фонарей. Вскоре обнаружился и существенный недостаток подземных газовых коммуникаций — низкое качество используемых труб.

Киевлянин Григорий Григорьев вспоминал характерный случай: «На Мало-Подвальной лопнула подземная газовая труба. На улице полно было едкого запаха. Чтобы исправить повреждение, пришлось рыть длинную траншею: надо было найти, где именно произошла авария. Два дня шли поиски, два дня дежурила пожарная команда, наблюдая, чтоб кому-нибудь в голову не пришло зажечь спичку».

Струве недолго оставался монополистом в сфере освещения киевских улиц. С его газовыми технологиями уже могли конкурировать компании, работающие с электричеством и применявшие свои изобретения в Москве и Петербурге. Первую аматорскую попытку ознакомить местных жителей с чудом электричества предпринял инженер Александр Бородин. Побывав на Всемирной выставке в Париже, он приехал в Киев с несколькими электромагнитными генераторами Грамма и дуговыми лампами. «В 1878 году, — вспоминал Бородин, — когда я установил в Киевских железнодорожных мастерских первые 4 электрических фонаря для освещения токарного цеха, это было такой новинкой, что на мое приглашение осмотреть этот род освещения откликнулись большинство профессоров Университета святого Владимира (ныне КНУ им. Тараса Шевченко. — Прим. Контрактов). Через 18 лет электрическое освещение проникло всюду: на заводы, вокзал, железнодорожные станции, театры, дома, улицы, быстро вытесняя другие виды освещения».

В 1879 году в Киев наведались сотрудники российской фирмы «Товарищество П. Н. Яблочков — изобретатель и Ко». В то время Павел Яблочков, изобретатель дуговой лампы (конкурирующей с лампой накаливания Лодыгина) находился в зените славы. Его детища освещали центральные улицы Парижа, Лондона, Берлина. Предприимчивый ученый с подачи дальновидных бизнесменов организовал акционерное общество. Однако с представителями киевской городской думы ему не удалось найти общий язык. Гласные (депутаты) были недовольны бизнес-планом Яблочкова, который предусматривал не централизованную систему освещения, а просто установку фонарей, получающих ток от автономных генераторов.

В Петербурге зажиточные купцы и дворяне освещали свои салоны новомодным электричеством, что считалось признаком достатка и хорошего вкуса. На заседаниях городской думы все чаще поднимался вопрос о целесообразности привлечения частных фирм для электрификации хотя бы центральной части города. Вскоре поручик запаса Савицкий и коллежский советник Страус организовали АО «Савицкий и Страус», с которым 23 мая 1890 года городская управа подписала контракт на создание городской электрической сети. Срок действия соглашения в условиях гарантированной монополии составил 12 лет. Консалтинговые услуги АО оказывали местные киевские специалисты — профессор Киевского университета Шиллер и начальник Киевского железнодорожного училища Мацон.

В 1890 году Общество построило первую городскую тепловую электростанцию на Театральной площади, обладавшую смехотворной по современным меркам номинальной мощностью — 110,3 кВт. Через год возвели еще одну станцию на Думской площади (Майдан Незалежности), а в 1898 году — самую мощную энергогенерирующую станцию на Андреевской улице.

Посредством воздушных линий электропередач АО «Савицкий и Страус» обеспечивало током уличное освещение, а также частные дома на Крещатике и близлежащих улицах, городскую думу, театр. Главным промышленным потребителем (а следовательно — основным источником доходов) являлось акционерное общество Киевской городской железной дороги. Основанное в 1889 году неутомимым Амандом Струве, предприятие запустило в Киеве первый в Российской империи трамвай.

Киевский трамвай — гордость Российской империи

Цены за отпускаемую электроэнергию были высокими. Один час работы уличного фонаря стоил городу 17 коп. Для частных потребителей час горения лампочки обходился 3 коп. Далее Общество увеличило стоимость до 5 коп., что даже состоятельные киевляне называли «чистым грабежом».

Во времена доминирования на киевском энергорынке АО «Савицкий и Страус» потребители оплачивали не потребляемую мощность, а время горения каждой лампы. Пояснялось это спецификой применяемых дуговых ламп Яблочкова. Их основной технический недостаток заключался в том, что используемые в качестве осветительных элементов угольки, рассчитанные на несколько часов эксплуатации, постоянно приходилось заменять. Григорий Григорьев описывал данную процедуру следующим образом: «Утром приходил монтер, опускал вниз фонарь, вставлял две угольные свечки». Подобная процедура стоила дорого, что не могло не сказываться на ценообразовании. В первой половине XX века дуговые лампы постепенно теряли свою ценность, полностью уступив, в конце концов, сегмент рынка более экономным лампам накаливания.

Энергетический блицкриг

На энергорынке Российской империи преобладал зарубежный капитал. «Иностранные электротехники все более и более появляются на службе, вытесняя подчас русские силы с электротехнического поприща, — сетовал член Электротехнического общества Войвода, — электротехническая же промышленность (российская. — Прим. Контрактов)… находится только в зачаточном состоянии, и по сей день незаметно ее развития, вследствие чего динамомашины, электродвигатели, телефоны и вообще разные принадлежности электротехники ввозятся в Россию в громадном количестве». Для решения проблемы отечественные производители ходатайствовали перед правительством об ограничении импорта и поддержке национального производителя. Ответом служило глухое молчание или формальные отписки правительственных мужей, многие из которых, несмотря на законодательный запрет, имели свои интересы в иностранных энергопредприятиях.

Зарубежные компании во второй половине XIX века проделали довольно сложный путь на энергорынок Российской империи. Для открытия филиала в этой стране они должны были пройти длительную процедуру оформления правительственного разрешения на ведение деятельности, вслед за которой следовала продолжительная регистрация предприятия. Иногда этот процесс растягивался на многие годы. Такая ситуация позволяла не пускать на местные рынки неугодные компании. Получить же выгодный концессионный контракт фирме со 100% иностранным капиталом было фактически невозможно. Для получения концессий представители зарубежных компаний, зарегистрированные в России, заключали с правительством или местной администрацией концессионные договоры, при условии, что полученные права на реализацию договора будут переданы учрежденным, де-юре российским, АО (чаще — ЗАО). При этом контрольный пакет оставался за иностранцами. В качестве миноритариев зачастую выступали доверенные лица чиновников.

В конце XIX века Русское отделение Siemens выступило учредителем российского АО «Общество электрического освещения 1886 года», — монопольного игрока на московском энергорынке. В страну потянулись одна за другой известные компании — «Всеобщая компания электричества» («AEG»), «Гелиос» ( питерский и варшавский сегменты), «Шуккер и Ко». К 1913 году доля иностранного капитала в энергетике и электротехнической промышленности Российской империи составила 70-90%. Когда отечественный бизнес спохватился, энергорынок страны был оккупирован немцами и бельгийцами.

Drang nach Kiev

Вытесняемые из Москвы и Питера энергетическими монстрами, иностранные компании-середнячки стали обосновываться в Киеве. Одним из первых здесь обосновалось Российское представительство немецкой фирмы «Унион». 17 декабря 1899 года РАО «Унион» заключило с киевской городской управой 40-летний концессионный договор на право генерирования и распределения электроэнергии в пределах Киева. За АО в течение 10 лет закреплялось монопольное право на этот вид коммерческой деятельности. Кроме того, городская управа не определяла тарифы (помимо оговоренных в первое время) на электроэнергию.

Со своей стороны городская администрация, понимая степень привлекательности для инвестора местной энергетики, выдвинула массу инвестобязательств. В частности, Общество было обязано выплачивать прогрессирующий процент с валового дохода, а также половину чистой прибыли, если таковая превысит 5% основного капитала. По истечении срока концессии все материальные активы предприятия, расположенные на городской территории, переходили безвозмездно Киеву. Муниципальные власти оставляли за собой право выкупа активов предприятия по прошествии 10 лет с момента подписания договора.

Желая обезопасить предприятие от возможных проблем с городской администрацией, Унион настояло на внесении в договор пункта о создании нового юрлица: «Русскому Электрическому Обществу «Унион» представляется право беспрепятственно образовать особое Русское Общество и передать ему права и обязанности по сему договору».

По взаимному согласию для выполнения концессионных обязательств было зарегистрировано ЗАО «Киевское электрическое общество» (КЭО). Уставный капитал предприятия составил 4 млн рублей, разделенных на 16 тыс. акций, номинальной ценой 250 руб. каждая. Контрольный пакет КЭО (9900 акций) принадлежал фирме-учредителю «Унион». Часть ценных бумаг приобрел питерский банкир Шерешевский. По 20 акций получили немецкие топ-менеджеры будущего проекта: финансовый директор Эйгнер и технический — Бранд. Впоследствии в миноритарных акционерах значился Рудольф Столленверк. Этот полезный человек, возглавлявший киевское отделение крупного Санкт-Петербургского международного банка, лоббировал обеспечение КЭО постоянным кредитом. Взамен Киевское электрическое общество разместило в банке миллионный запасной капитал предприятия в качестве депозита.

Вскоре РАО «Унион» вошло в состав немецкого электротехнического концерна «AEG», совершив перед этим удачную сделку по перепродаже своей доли в КЭО заинтересованному в выходе на российский рынок «Обществу Электрических Предприятий» (Берлин). В результате последовавшей в 1910 году допэмиссии, увеличившей уставной капитал КЭО до 6 млн рублей, общее количество дивидендных бумаг составило 24 тыс., из которых 23 808 оказалось в руках немецких акционеров.

Тактические планы развития предприятия обсуждались на первом общем собрании Киевского электрического общества. Исполнительный директор «Унион» Александр Арнд внес предложение выкупить контрольный пакет акций у действующего на местном энергорынке АО «Савицкий и Страус». «Означенным приобретением Киевское Электрическое Общество выигрывает время, необходимое для сооружения станции (энергогенерирующей. — Прим. Контрактов), — аргументировал свою позицию Арнд, — и может ограничиться лишь соответствующим расширением существующей станции, получает организованное предприятие на ходу с сетью кабелей и проводов, требующее только соответственного расширения, и может уже с самого начала приступить к эксплуатации освещения по старому договору впредь до 15 октября 1902 года, когда… сумеет уже приступить к освещению по договору от 17 декабря 1899 года». Собрание единодушно поддержало рациональное предложение, и уже в течение года контрольный пакет конкурирующего предприятия был выкуплен за 450 тыс. рублей.

После аудита приобретенных материальных активов руководство КЭО приняло решение ликвидировать электростанции на Думской и Театральной площадях. Основной поток инвестиций был направлен на модернизацию центральной станции на ул. Андреевской. В результате установки 4 мощных турбогенераторов таких всемирно известных электротехнических брендов как «Броун-Бовери» (Швейцария) и «AEG» (Германия) киевская ТЭС своей мощностью (11 000 кВт) уступала только питерской и московской.

Оборудовалась киевская энергосистема по последнему слову техники, в большинстве своем — немецкой. Фонари КЭО заказывало у фирмы AEG, электросчетчики — у Общества Электрических Предприятий, электрокабели поставляло АО «Немецкие Кабельные Заводы».

Снижение себестоимости производимой электроэнергии позволило КЭО понизить тарифы: для ламп накаливания — с 40 коп./кВтч до 28 коп./кВтч, для электромоторов — с 20 коп./кВтч до 12,5 коп./кВтч. На протяжении нескольких лет цены снижались еще на 4-8%.

КЭО отличалось от многих предприятий того времени своей маркетинговой стратегией. Первым шагом по ее реализации стала широкая рекламная кампания в киевской прессе о бесплатном подключении к электрической сети новых клиентов. Радовала абонентов дифференцированная система тарифов, определяемых в зависимости от целей используемой электроэнергии. Киевские предприятия — крупные потребители электрического тока — могли рассчитывать на пониженный тариф. Правление КЭО принимало во внимание и ходатайства о льготных тарифах для учебных заведений, лечебниц и прочих богоугодных заведений.

Педантичные немецкие бизнесмены серьезно подходили к учету используемой абонентами электроэнергии. Показания с электросчетчиков (естественно, немецкого производства) клиентам самостоятельно снимать не доверяли. Ежемесячно эту функцию выполнял один из сотрудников КЭО. Снятые данные заносились в специальную абонентскую книжку, по которой в бухгалтерии Общества клиент производил расчет.

Работа в Киевском электрическом обществе считалось престижной. В 1911 году топ-менеджеры получали 500 руб. в месяц (не считая ежегодных дивидендов), сотрудники финансового отдела — 256 руб., технический состав электростанции — 184 руб., монтеры сети и уличного освещения — 123 руб. Зарплатный фонд ежегодно увеличивался. Наиболее ценным специалистам оплачивали аренду квартир в центре города. КЭО гарантировало своим сотрудникам социальный пакет — страховку, выплату отпускных и больничных, премиальные.

Доходы киевского энергомонополиста увеличивались пропорционально развитию городской промышленности и инфраструктуры. Если в 1909 году валовая прибыль КЭО составила 590 906 руб., а чистый доход — 270 502 руб., то в 1913 году — 1 млн 197 тыс. руб. и 483 595 руб. соответственно. Среди крупнейших клиентов значились Главные железнодорожные мастерские Юго-Западной железной дороги, завод Гретера и Криванека (Большевик), Южно-русский машиностроительный завод (Ленинская кузня), мукомольные предприятия Бродского.

В 1911 году наступал срок, когда, согласно договору, городская управа могла приступить к выкупу Киевского электрического общества. К тому же истекал срок права на монополию, а конкуренты в лице Siemens уже давно хотели урвать свой кусок киевского энергопирога. Правление КЭО решило нанести превентивный удар. В октябре 1911 года в городскую управу был передан проект дополнительного договора к уже существующему от 1899 года. КЭО предлагало городу значительно расширить за свой счет уличное освещение и энергосеть, снизить тарифы для промышленных и частных потребителей. Взамен ожидалось, что для КЭО будет «продлено, в компенсацию даваемых уступок, монопольное право на производство, распределение и продажу электроэнергии в г. Киеве на дальнейшие 15 лет».

Планировалось, для пущей финансовой заинтересованности, привлечь город в качестве миноритария в Киевское электрическое общество: «Общество Электрических Предприятий, как главный акционер Киевского Электрического Общества, передает в собственность городу безвозмездно акции нарицательной стоимостью в 500 000 рублей (2000 акций. — Прим. Контрактов), при условии продления концессии до 1950 года».

Городская управа передала проект на юридическую экспертизу, доказавшую, что овчинка выделки не стоит: городской бюджет в перспективе получит намного больше, выкупив предприятие целиком.

Существовал и еще один присущий российскому хозяйственному праву аспект. «Почти все законодательства представляют отдельным акционерам требовать судебным порядком признания недействительным постановлений общего собрания, — писал известный юрист Шершеневич, — состоявшегося с нарушением законных или уставных условий. Наше законодательство умалчивает о таком праве акционера…».

Сыграла свою роль в отказе властей Киева подписать дополнительный договор принципиальная позиция городского головы Ипполита Дьякова: стратегически важная для города энергетическая сфера должна находиться в муниципальной собственности.

В 1912 году городская дума большинством голосов приняла решение о выкупе КЭО в 1915 году. Статья 25 договора предусматривала в данном случае, что «город возвратит Обществу стоимость предприятия в момент выкупа с прибавкою пятнадцати процентов со стоимости предприятия». А сумма активов Киевского электрического общества составляла ни много ни мало 10 млн рублей. Подобными средствами бюджет города не располагал — пришлось оформлять облигационный заем, распространение коего растягивалось во времени на неопределенный срок.

С началом Первой мировой войны в Российской империи началась охота на «германских ведьм» и их бизнес. По подсчетам специалистов, на 1914 год немецкие инвестиции в России составляли 721,3 млн рублей. Первоначально немецкие предприятия подвергались ревизиям, а с 1915-1916 годов начались принудительные ликвидационные процессы, на которых неплохо поживились российские, французские и английские бизнесмены. Многомиллионные активы шли с молотка по десятой части своей номинальной стоимости.

Киевская городская управа решила «под шумок» прибрести по минимальной цене Киевское электрическое общество, секвестрированное в феврале 1915 года (кстати, с подачи городских властей). Однако денег на выкуп за сумму, указанную в договоре, во время войны негде было взять. Тогда, в марте 1915 года, дума единогласно постановила: «ходатайствовать пред Советом Министров о закрытии Киевского Электрического Общества и о ликвидации его дел, с передачею электрического предприятия в полное владение города за сумму, которая будет определена назначенною Правительством Ликвидационной Комиссиею… Означенная сумма будет уплачена городом по окончании войны». В 1916 году начали действовать правительственные ликвидаторы, у которых вскоре возникли разногласия с киевскими властями в оценке имущества АО. Городские эксперты настолько занизили стоимость, что даже у лояльно настроенных правительственных чинов возникли сомнения. Судя по архивным документам, к 1917 году КЭО все-таки успели ликвидировать как юридическое лицо, однако денег владельцам город так и не выплатил.

Auf widersehen, инвестор!

В январе 1915 года при Министерстве юстиции проходило Особое Совещание, на котором обсуждались все «за» и «против» предполагаемой ликвидации московского «Общества Электрического освещения 1886 года» (главный акционер — Siemens). Совещание должно было внести ясность в дальнейшую судьбу всего немецкого бизнеса в России. Звучало множество демагогических и ура-патриотических выступлений о том, что решительные правительственные санкции поддержат национальный бизнес и прочее.

Под конец заседания со своего места выступил представитель Съезда представителей промышленности и торговли Изнар: «Ввиду настоятельной нужды для развития производительных сил России в иностранных капиталах, надлежит избегать таких мер по отношению к предприятиям, оперирующим у нас на иностранных капиталах…

Необходимо весьма осторожно обращаться с ценностями, помещенными в русские предприятия, и укрепить уверенность в мировом денежном рынке, что помещенные в России иностранные капиталы не подвергаются риску, вследствие тех или иных политических осложнений, быть потерянными или значительно обесцененными. Поэтому колебать уверенность в безопасности помещенных у нас капиталов — крайне нежелательно и опасно».

Но слова промышленника были неубедительны для разгоряченных патриотов, которые настояли на своем.