“В Москве тогда заседало Политбюро, а у нас – ЦЮК, который возглавил 26-летний Вячеслав Чорновил”

Подробности этого славного юбилея, пародировавшего официальные мероприятия, сохранились в памяти друзей. Для подготовки вечера был создан Центральный Юбилейный Комитет (ЦЮК). Его возглавил Вячеслав Чорновил. Членов комитета подобрали с соответствующими фамилиями: Сивоконь, Билоконь, Рябокляч и Возна. На стене висел лозунг: “Да здравствуют ЦЮК – вдохновитель и организатор всех наших побед и поражений!”

Председатель выступил с речью: “За новые успехи на пути юбилеев, салютов и фейерверков”. В своем ответном слове юбиляры благодарили ЦЮК и лично председателя за то, что их учат, “как жить, для чего жить и куда жить”. И давали обязательство – следующий юбилей отметить досрочно, “прожив пять лет за два с половиной года”…

Спустя шесть лет Алла Горская будет убита. Иван Свитлычный, вернувшись инвалидом из лагерей и ссылок, уйдет из жизни в 1992 году. Но в тот вечер никто из собравшихся не мог знать об этом. Веселились и шутили без оглядки, как только могут веселиться молодые талантливые люди-единомышленники. Стояла осень 1964 года…

– В Москве тогда заседало Политбюро, а в Киеве – наш ЦЮК, и в лотерее разыгрывались личные пуговицы председателя – 26-летнего Вячеслава Чорновола, – рассказывает директор музея шестидесятничества Микола Плахотнюк.

Стараниями сотрудников музея в Киеве недавно состоялся юбилейный вечер Аллы Горской и Ивана Свитлычного, которым в эти дни исполнилось бы 80 лет. Вечер был непафосный, неофициозный. Он напоминал о давнем юбилее и отношениях, бытовавших среди шестидесятников.

– Однажды, – вспоминает Микола Плахотнюк, – мы отправлялись в поездку по Украине. Собирались возле памятника Тарасу Шевченко – сюда должен был подойти автобус. Алла Горская заметила, что я покашливаю. “Миколо, ви застудилися? Ходiмо, я напою вас калиною”. И тут же повела меня аллеями Шевченковского парка к своему дому на улице Репина. Когда поднялись на третий этаж, я увидел на дверях ее квартиры большой лист ватмана с надписью: “Работаем. Просьба не мешать! Без стука и в любое время можно заходить Ивану Свитлычному…”

Впрочем, двери, исписанные номерами телефонов, тут не закрывались. В квартире на стене был прикноплен листок с шутливыми стихами: “На даху куня? гава. На щаблях сидєти жорстко, а Арнольдовє цєкаво, де блука? панє Горська”. Намек на возможную слежку агентов спецслужб. И – вызов им. (Уже после смерти художницы выезжавшие в Израиль соседи по квартире признались, что в 1964 году дали согласие сотрудникам КГБ установить у себя микрофон для прослушивания жилья Горской). Квартиру, позже ставшую коммунальной, в свое время получал отец Аллы – Александр Валентинович Горский, известный человек в кинематографе. Он занимал важную, как тогда говорили – номенклатурную, должность: директор Киевской киностудии художественных фильмов (ныне Киностудия имени Довженко). В школу и с уроков Аллу привозили на служебной машине. Республиканскую художественную школу она закончила с золотой медалью. Поступила в художественный институт (там, по настоянию родителей, ее освободили от украинского языка). Вышла замуж за талантливого художника Виктора Зарецкого, у них родился сын. Их работы, идеологически правильные, принимались на выставки, Министерство культуры оплачивало заказы…

Все изменилось к началу оттепели 60-х годов. Власть немного ослабила идеологические тиски и… выпустила джинна из бутылки. Произошел колоссальный взрыв молодых талантов. В Киеве появился Клуб творческой молодежи. Никогда прежде под одной крышей не собиралось столько одаренных людей, которые писали, рисовали, снимали фильмы, ставили спектакли и думали ИНАЧЕ, чем было принято. На заседаниях клуба обсуждали запретные прежде темы. Заговорили о “расстрелянном возрождении” 20-х годов. Открывали для себя Украину – ее историю, культуру… Алла Горская окунулась в работу клуба с такой страстью, что друзья полушутя, полусерьезно называли ее неофиткой, народницей.

Дома у нее росла стопка тетрадок с… диктантами: Алла взялась за свой украинский язык. Занималась с ней младшая сестра Ивана Свитлычного – Надийка. Самая близкая подруга. Как призналась однажды Свитлычна, для нее Алла и Иван олицетворяли два “крыла”, две “половинки” движения шестидесятников. Эмоциональная стихия уравновешивалась рассудительностью и юмором. На одной фотографии, сделанной Надийкой, запечатлены Алла с Иваном: она смеется, он сияет улыбкой из-под усов. “Вусате сонечко”, – так Алла Горская называла Свитлычного.

“Хлопцi, давайте домовимося: кожен несе своє”

После разгона Клуба творческой молодежи (последним его председателем был Виктор Зарецкий) украинские поэты, художники, ученые и студенты собирались у Аллы с Виктором на улице Репина, 25, а чаще всего – у Свитлычного, в его знаменитой хрущевке на Уманской, 35. Порой устраивали экспедиции в Карпаты. Восходили на крутую гору “Пiп Iван”. У Аллы в том походе был самый тяжелый рюкзак, и Свитлычный с друзьями галантно предложил ей поменяться ношей. Она отказалась: “Хлопцє, давайте домовимося: кожен несе своє…”

– Как-то Алла с Иваном задумали путешествие на Говерлу, – рассказывает художница Людмила Семикина. – Тогда редко кто поднимался на эту вершину. Шли с палатками в наплечниках вместе с детьми, был и сын Аллы и Виктора Лесик Зарецкий… Под конец пути из припасов у нас осталась пачка раскрошенного печенья. Мы с Лелей Свитлычной (жена Ивана Свитлычного. – Авт.) стали варить сладкий кулеш для детей. А хлопцы с Аллой отправились собирать камни. Нанесли целую груду и выложили из них надпись: “Слава Українє!” Внизу виднелось озеро. Вода темная, черно-синяя, а на ней – маленькая белая уточка. Одна… Помню, стоит Аллочка, в черных брюках и белой блузке, и долго смотрит на озеро с одинокой птицей.

Брюки со свитером или блузкой Алла Горская носила чаще всего. Редко надевала платья, хоть и шли они ей необыкновенно. Друзья ахнули, увидев Аллу в крепдешиновом платье нежно-желтого цвета – она словно сошла с полотен Боттичелли. В тот день, 22 мая, возлагали цветы к памятнику Тарасу Шевченко. Впереди шла Алла с охапкой тюльпанов. Это была ее идея: возродить историческую традицию, отдавая дань памяти поэту в день, когда гроб с его телом был перевезен из Санкт-Петербурга в Киев. Инициатива по тем временам неслыханная. Спустя год, в 1964-м, власти назовут этот ритуал “происками буржуазных националистов”.

Была еще у Горской длиннющая, до пят, цигейковая шуба. В ней она приезжала в Мордовскую зону, где отбывал срок художник Панас Заливаха, арестованный в 1965 году. (“Идейно порочный” витраж, который он вместе с Аллой Горской и Галиной Севрук создал к 150-летию Тараса Шевченко в Киевском университете, разбивал молотком лично ректор). “Алла выглядела, как княгиня, которая приехала в свое имение”, – вспоминал художник. А ведь в то время ее уже исключили из Союза художников и лишили права подписывать свои работы.

– Алла была бесстрашной, – говорит Евген Сверстюк. – И посчитала бы позором, если бы кто-то подумал, что она чего-то боится. Именно она организовала праздник по случаю освобождения Панаса Заливахи из лагеря. Политзаключенных так не встречали! Их сторонились, обходя десятой дорогой. А тут Горская устраивает банкет в ресторане “Наталка” на Бориспольской трассе. И мы собираемся вместе, поем, шутим – как будто нет вокруг нечисти. Но нечисть следит: кто присутствует, кто организатор… Алла однажды обмолвилась, что у нее возник глубокий конфликт с отцом, которого она любила. Очевидно, на отца очень сильно давили – чтобы он остановил дочь…

– Последний раз мы виделись с Аллой в начале октября 1970 года, – вспоминает Михайлина Коцюбинская. – Звонок в дверь, на пороге – Алла и ее коллега-художник с большущим ящиком красных яблок. Алла загоревшая, лицо обветрено, руки огрубели от работы. А на шее – венок отборного золотистого лука. Оказывается, эти дары природы они заработали, оформляя кафе в райцентре. И решили все раздать друзьям. Алла не задерживается ни на минуту: “Нужно другим развозить”. И прощается, сияя улыбкой…

А за день до исчезновения Алла Горская завезла Надийке Свитлычной целую машину дров. Она помогала подруге с новорожденным сыном обустраивать полхатки на окраине Киева. “Алла так радовалась, что удалось раздобыть дрова на зиму! – рассказывала Свитлычна в интервью “ФАКТАМ”. – Мы их разгрузили. И Алла заторопилась домой: на следующий день, в субботу, она собиралась поехать в Васильков, где жил ее свекор, за швейной машинкой… Потом Алла часто снилась мне – такая же, как наяву, только чуть сдержанная и отстраненная. Однажды я спросила ее: “Алла, расскажи, что случилось в Василькове?” “В Василькове? – удивилась она. – Меня там не было”. И вдруг, словно на экране, я увидела, как Алла заходит в здание КГБ на Владимирской, идет по коридору… И тут ее окружают несколько мужчин в штатском. При этом во сне очень четко несколько раз звучит одна и та же, неизвестная мне, фамилия. Позже я случайно узнала, что это фамилия реального человека – следователя КГБ…”

На портрет художницы повесили терновый венок с гроздьями калины Тело Аллы Горской обнаружили Евген Сверстюк и Надия Свитлычна в погребе дома в Василькове. “Убили какую-то националистку”, – ходили слухи по Киеву, обрастая чудовищно нелепыми домыслами. Официальная версия смерти художницы в ноябре 1970 года (убийство на бытовой почве) до сих пор не изменилась. Московский журналист Владимир Крыловский, исследовавший несколько сотен политических убийств в России (с 1918 по 1991 годы), встречался с сыном художницы Алексеем Зарецким и провел свое расследование гибели Аллы Горской. Его вывод: в преступлении четко прослеживается почерк “отдела политических убийств”. Наивно было бы надеяться, считает Евген Сверстюк, что в архивах спецслужб сохранились какие-то материалы – “отдел киллеров” следов не оставляет…

 

На похоронах Аллы Горской у каждого была крохотная ветка калины на черной ленте. Терновый венец с гроздьями калины (его делал Микола Плахотнюк) повесили на портрет художницы в ее мастерской… Едва ли не все, кто присутствовал на похоронах, позже были арестованы и осуждены за “антисоветскую деятельность”.

– Алла Горская приходила к нам в камеру, – рассказывает Евген Сверстюк. – Я это реально чувствовал: как она подходит со словами утешения. Говорит, что нужно расплачиваться за свой выбор, и успокаивает: ни одно животное не вынесет того, что может вынести человек…

…После лагерей и ссылок Иван Свитлычный вернулся в Киев инвалидом первой группы. (Несмотря на слабое здоровье, в зоне он регулярно устраивал многодневные голодовки – в защиту прав заключенных, и организовывал передачу информации на волю, благодаря чему мир получал сведения об узниках совести). Близкие друзья узнавали “вусате сонечко” только по глазам и улыбке. 11 лет он промучился после инсульта, три последних года лежал неподвижно и не разговаривал… А после смерти заговорил, уже со своими читателями. Вышли в свет его критические статьи, “Тюремные сонеты”:

“I враз нє стєн, нє грат, нє стелi… Вщуха? суєтна тривога. I в небесах я бачу Бога i Боже слово на землi”…

P.S. Какой же юбилей шестидесятников без лотереи! На “70-летие Горской и Свитлычного” в беспроигрышной лотерее собирали деньги на магнитофон для друга – прикованного к инвалидной коляске молодого писателя. А в этот раз собранные деньги пойдут на открытие выставки украинских художников-графиков, которую представит Музей шестидесятничества. Самим юбилярам, наверное, это пришлось бы по душе.