Ни рубля, ни топора

В XV столетии французский король Людовик XI предоставил монополию на ростовщичество предпринимателям, которые обязывались взимать проценты в строго ограниченных пределах. Вышло так, что держателями королевской привилегии стали преимущественно выходцы из исторической области Ломбардия в Северной Италии, со столицей в Милане, где этот бизнес уже давно был известен. С тех пор и возникло понятие «дом ломбардца», или попросту «ломбард», обозначающее узаконенное заведение по выдаче ссуд под залог ликвидного движимого имущества. Так в Европе была найдена альтернатива ростовщическому произволу.

В Российской империи ломбарды возникли значительно позже — первые шаги к их созданию власти начали делать только с 1733 года. А ростовщический промысел с людоедскими процентами процветал и в XIX веке. В литературе выведена целая галерея представителей этой профессии — от изображенной Достоевским в «Преступлении и наказании» сухонькой старушонки-процентщицы Алены Ивановны, взимавшей «по гривне за месяц с рубля», до бравого отставного унтера Силы Ерофеича Грознова из пьесы Островского «Правда — хорошо, а счастье — лучше», который даже сам не советует знакомым одалживать у него деньги: «Я проценты очень большие беру».

В недавнем телесериале «Петербургские тайны» по роману Всеволода Крестовского «Петербургские трущобы» фигурирует ростовщик Осип Морденко. Беря в залог двухсотрублевую драгоценность и давая за нее всего лишь 25 рублей из десяти процентов ежемесячных, он диктует посетителю текст расписки: «Такого-то года такого-то месяца такого-то числа я, нижеподписавшийся, заложил у господина Морденки золотую цепочку и золотой же крест за двадцать семь рублей 50 копеек, сроком на один месяц, по прошествии коего, буде не внесу означенную выше сумму, я лишаюсь всякого права на обратное получение оной вещи…»

Как видим, и для Морденко, и для Алены Ивановны обычной была ежемесячная ставка кредита 10%, или в год 120%. Такие проценты брали самые закоренелые ростовщики, беспощадно обиравшие своих должников.

Киевский частный ломбард на углу Крещатика и Бессарабской площади

Акционеры-ростовщики

Все же со временем ссудами под движимое имущество занялись здравые финансисты, которых устраивали более умеренные проценты. В Киеве к их числу относились, в частности, предприниматели Розмитальский и Дахнович. В конце позапрошлого века в городе была широкоизвестна их ссудная касса, находившаяся на углу Крещатика и Фундуклеевской улицы (ныне Богдана Хмельницкого). Здесь принимали вещи под 3% в месяц (2% за кредит и 1% за хранение), срок залога не должен был превышать полгода.

Однако и такая ставка для малоимущих закладчиков была обременительной. Поэтому многих обрадовало появление на берегах Днепра в июле 1889 года филиала Столичного (Санкт-Петербургского) ломбарда — предприятия, капитал которого был сформирован акционерами. Столичный ломбард взимал еще более скромный процент: 1% в месяц на ссуды и еще 1% за хранение и страховку — итого 24% в год, при максимальном сроке залога 8 месяцев.

Киевский городской голова Ипполит Дьяков

Естественно, киевляне потянулись со своими вещами именно сюда, так что ежегодно филиал Столичного ломбарда выдавал в Киеве ссуды в довольно значительном по тем временам объеме — порядка 2-3 миллионов рублей. Располагался он поначалу в нанятом доме, однако к 1909 году филиал обзавелся собственным зданием со всеми необходимыми помещениями, выстроенным по проекту архитектора Василия Осьмака в Музыкальном переулке (переулок не сохранился). К нынешнему времени этот дом утратил прежние функции и оказался в глубине квартала, но если подойти к нему через арку с Прорезной улицы, то на фасаде можно до сих пор увидеть выразительную эмблему ломбарда: жезл Меркурия — символ коммерции, соединенный с якорем — символом спасения и надежды.

Удачное течение дел филиала Столичного ломбарда привело к тому, что и местные бизнесмены решились пойти по той же дорожке. В январе 1913 года на углу Крещатика и Бессарабской площади, в помещении гостиницы «Национальной» (не сохранилась), был открыт Киевский частный ломбард, учрежденный акционерным обществом с основным капиталом в миллион рублей. Кроме предоставления ссуд, ломбард охотно аккумулировал деньги горожан для расширения заемного капитала, платя за вклады 7% годовых (по тем временам весьма выгодный процент); здесь также принимались вещи на хранение и страховку, с уплатой за это до 1% оценочной стоимости в месяц. Вскоре еще один акционерный частный ломбард появился на Подоле.

 В Вологде-где!

Организация с филантропической целью ломбардов, работающих на грани самоокупаемости ради предельного уменьшения процентных ставок, — изобретение почти такое же давнее, как и сами ломбарды. В Италии подобные заведения возникали по инициативе духовенства еще во второй половине XV века, а в дальнейшем их существование вошло в систему в разных странах Европы. Что же касается Российской империи, то здесь государство специально занижало ссудные проценты разве что для дворян.

Но вот в городе Вологде избрали городским головой образованного и гуманного деятеля, выходца из купеческой семьи, Христофора Леденцова. Он поставил целью создать первый некоммерческий городской ломбард, обеспечил его капиталом из собственных средств, разработал устав. Утверждение этого устава в декабре 1886 года стало началом нового этапа в отечественном ломбардном деле. У частных и корпоративных ростовщиков появился сильный конкурент, принуждающий их умерить свои аппетиты. Не будь его, проценты в акционерных ломбардах наверняка оказались бы повыше.

Современный ломбард на Крещатике

Другие города последовали примеру Вологды (устав Вологодского городского ломбарда взяли за образец для всех подобных заведений). Правда, до Киева новое веяние добралось довольно поздно: на протяжении долгого времени местные власти ограничивались лишь разговорами о городском ломбарде. Реальные очертания это дело приняло только после избрания в 1906 году нового состава Городской думы — так называемой «освободительной». Избирательная кампания проходила на волне революционных событий, так что многие кресла в думском зале заняли откровенные популисты из либерального лагеря. Нужно было теперь отвечать за предвыборные обещания — и в Думе сформировали специальную «Комиссию о пользах и нуждах города». Одним из вопросов, рассмотренных Комиссией, стала наболевшая проблема городского ломбарда.

В отчете о деятельности Городской думы тогдашнего созыва отмечалось: «Необходимость открытия городского ломбарда в Киеве не подлежит сомнению; беднейшее городское население, не имея недвижимой собственности, может пользоваться кредитом в трудные минуты жизни только под заклад вещей. В бюджете таких бедняков всякий лишний рубль выданной ссуды, всякая лишняя копейка уплаченных процентов имеют большое значение».

В 1908 году Комиссия о пользах и нуждах города представила в Думу доклад, на основании которого отцы города в декабре того же года признали устройство Киевского городского ломбарда желательным и постановили изыскать для него основной капитал в размере 300 тыс. рублей. Правда, в качестве источника капитала не придумали ничего лучшего, нежели проведение очередного городского облигационного займа; к таким займам «освободительная» Дума несколько раз прибегала для решения насущных муниципальных проблем, значительно увеличив городской долг.

В 1909 году был выработан проект устава ломбарда по вологодскому образцу. Предполагалось, что за ссуду будет взиматься не свыше 12%, за хранение и страховку — не свыше 6%, а всего 18% годовых. Максимальный размер ссуды должен был составить 100 рублей (в то время семья бедняка могла прожить на эти деньги два, три, а то и четыре месяца). Для изделий из драгоценных металлов ссуда достигала 90% оценочной стоимости, для других предметов — 75%. Залоги принимались на срок от месяца до года; тем, кто не мог в срок выкупить свою вещь, давали два льготных месяца.

Дешевле не бывает

Киевской бедноте все же пришлось запастись терпением: «освободительная» Дума не успела завершить дело, потом ответственные представители города долго подыскивали подходящее помещение, городской голова Ипполит Дьяков хлопотал перед высшими властями, и только в ноябре 1914 года двери Киевского городского ломбарда наконец открылись. В качестве распорядителя пригласили опытного профессионала — бывшего старшего помощника заведующего Столичным ломбардом Щеславцева. Заведение разместили на Крещатике, в приспособленном флигеле в глубине двора (примерно на месте нынешнего здания Киевсовета). Прослышав о 18-процентных ссудах, сюда сразу же устремились сотни нуждающихся — студенты и ремесленники, вдовы и сироты. В окончательной версии устава верхний предел ссуды не был установлен, минимальный ее размер составлял 2 рубля.

Любопытно, что многие другие городские ломбарды в империи взимали несколько больший процент, чем назначил для себя Киевский. Но по итогам финансового года оказалось, что такие заведения остались в убытке (сказывались трудные обстоятельства военного времени, когда население предпочитало приберегать ценности), а Киевский городской ломбард получил свыше 4 тысяч рублей прибыли! Оно и понятно: проигрывая на каждом отдельном заемщике, он выиграл за счет существенного увеличения количества клиентов, привлеченных выгодными условиями.

Организаторы решили не останавливаться на этом пути и в мае 1915 года снизили суммарную ставку до 15% годовых! Меньше никак нельзя было: накладные расходы составляли 14% от оборотных средств. С этого времени у городского ломбарда появились две существенных проблемы: отсутствие достаточно просторных помещений и недостаток капитала. Первую надеялись решить, выстроив новое специальное здание, но сделать это так и не успели. Что касается второй проблемы, то поначалу позаимствовали на выплату ссуд 100 тыс. рублей в городской кассе, а уже в июне 1915 года ломбард получил разрешение увеличить капитал еще на 750 тыс. за счет вкладов частных лиц под 6% годовых.

Ломбардам-конкурентам пришлось приноравливаться к изменившейся обстановке. Киевский частный ломбард уже в 1914 году снизил плату за ссуду до 18% в год, в марте следующего года то же сделал филиал Столичного ломбарда. Надо ли объяснять, какое это имело значение для жителей города, благосостояние которых нарушила мировая война.

К сожалению, такие вольготные условия длились недолго. Уже в 1917 году вследствие инфляции, порожденной войной и революционными событиями, ставки снова поползли вверх. Городской ломбард установил их на уровне 21% годовых, коммерческие ломбарды — 24%. А вскоре после этого пришла советская власть и взяла все кредитные дела в свои руки…

Якорь спасения или гиря на шее

Во времена «военного коммунизма» система ломбардов, естественно, не работала, но с наступлением НЭПа старинные учреждения снова возродились. В Киеве в декабре 1922 года была создана специальная учредительная комиссия при Губернском экономическом совещании для организации акционерного ломбарда. Однако республиканские власти в Харькове потребовали устроить киевский ломбард на началах не коммерческого, а городского предприятия, передав его в распоряжение коммунальных органов. В результате был снова использован давний Вологодский устав, только вместо бывшей Городской думы вписали Совет рабочих и крестьянских депутатов. С 1923 года советский ломбард открыл операции в Киеве (ему передали помещение бывшего филиала Столичного ломбарда).

Экономика в ту пору с трудом преодолевала последствия разрухи, кредитные отношения только-только налаживались, поэтому на первых порах ставки в ломбарде были внушительными и достигали 7% в месяц (84% в год). Впрочем, для мелких ссуд процент был существенно ниже. Те, кто брали в ломбарде от рубля до пяти, платили за это 3% в месяц, от шести до десяти рублей — 4% и т. д. Таким образом, ставки имели явно выраженный классовый характер (для самых бедных — наиболее льготные). После 1925 года они неуклонно снижались и к 1928-му достигли весьма скромных размеров: за ссуды не свыше 15 рублей — всего лишь 1% в месяц, от 16 до 50 рублей — 2%, свыше 50 рублей — 3%. Напомним, что в то время зарплата среднего служащего была примерно на уровне 100 рублей в месяц. Население охотно пользовалось услугами ломбарда, который даже при столь скромных процентных ставках приносил в год свыше 10% чистой прибыли. Кроме ссуд, практиковалось хранение вещей в специальных кладовых. Благодаря наличию опытных оценщиков ломбард также взялся за комиссионную торговлю, дававшую дополнительный доход; для этого даже был открыт особый магазин в Пассаже.

В годы войны здание ломбарда и прилегающие к нему постройки были сильно повреждены. Поэтому в послевоенном Киеве это учреждение получило новый адрес, разместившись в начале Крещатика — в уцелевшем помещении бывшего Киевского отделения Волжско-Камского банка. Построенное до революции здание имело просторный операционный зал, обширные кладовые, вполне подходящие для ломбарда. Так оно и используется вплоть до нынешней поры.

Во времена не столь уж давние в зале ломбарда на Крещатике, много лет принадлежавшего городскому бытовому управлению, толпами собирались заемщики. Как пел тогда Андрей Макаревич:

У ломбарда по утрам людно,
У прилавка толчея, давка.
Это те, кому совсем трудно,
На последний кон ставят ставки…

В 1990-е, во времена гиперинфляции, процентные ставки взлетели к небесам — и, несмотря на относительную стабильность последних лет, никак не опускаются. К примеру, цена залога золотых изделий составляет ныне 0,8%… вы думаете, в месяц? Нет, в сутки! И это не считая особой доплаты за взвешивание и оценку. Примерно на том же уровне держатся процентные ставки и в системе коммерческих ломбардов. При нынешних нормах — 25-30% в месяц — та же Алена Ивановна из Достоевского со своими 10% покажется прямо-таки ангелом во плоти.

Кстати

Шедевр из ссудной кассы

Одним из самых знаменитых экспонатов коллекции Киевского музея русского искусства по праву считается картина Михаила Врубеля «Девочка на фоне персидского ковра». Нежная большеглазая девочка сидит укутанная в пестрые ткани, увитая жемчужными нитями, позади нее — огромный экзотический ковер…

Не каждый из тех, кто любуется картиной, знает, кто же эта девочка и откуда взялись изображенные здесь необычные предметы. А ведь моделью Врубелю послужила маленькая Маня Дахнович — дочь владельца той самой ссудной кассы на углу Крещатика и Фундуклеевской. Вещи, окружающие ее, — это заклады, скопившиеся у ростовщика. Да и сам Врубель оказался у Дахновича не просто так. Время от времени, в минуты жизни трудные, гениальный художник приносил сюда свои работы, которые оставлял в залог до лучших времен или задешево продавал. Современник-киевлянин вспоминал, как однажды Михаил Александрович явился к нему в прекрасном настроении: «Бывают же на свете такие хорошие люди! Я понес в ссудную кассу Розмитальского свою акварель, спросил за нее два рубля, а он сам дал мне целых пять!»