Ностальгия

Еще полвека назад значительная часть обитателей послевоенного Киева могла лишь мечтать об отдельной квартире. Перерождался город, окраины интенсивно (и «временно») застраивались «хрущевками», сравнительно недорогими, скроенными на скорую руку пятиэтажками с тесными кухнями, совмещенными санузлами и смежными комнатушками. Тысячи семей из полуподвалов и коммуналок переселились в эти тесные, зато изолированные от издержек общежития квартиры. Но, как известно, нет ничего более постоянного, чем временное: и сегодня многие киевляне без претензий жужжат в своих хрущевских ульях, хотя, конечно, требования среднего столичного жителя весьма повысились. Архитектурная мысль не стоит на месте: киевские окраины, словно белоснежными вставными челюстями сверкают комфортными микрорайонами с развитой инфраструктурой. Учтены все градостроительные достижения: дома строятся по периметру массива, образуя как бы кольцо, некую ограду от внешнего мира для тех, кто находится внутри – в школе, детском саду, местах для отдыха. Ребенок по пути в школу нигде не пересекает проезжую часть, не рискует попасть под колеса автомобиля. Транспортное сообщение решено грамотно, магазины и торговые точки вплотную подступили к нашим подъездам – благо, частные предприниматели сами заинтересованы быть такими заботливыми и предупредительными. Чего, казалось бы, еще желать? Уютная, комфортная матрица.

И все-таки чего-то не хватает! Жесткой индустриальностью веет от сот-ячеек, которыми смотрят на мир сходящие с конвейера типовые «коробки». В каждом большом городе новостройки ничем не отличаются друг от друга. Каждая семья занимает свою вожделенную ячейку со стандартным набором удобств – и есть куда прийти после напряженного рабочего дня, уложить бренное тело на мягкий диван и после сытного ужина забыться в сладкой полудреме под журчание «ящика», чтобы на следующий день повторить все сначала: дом – маршрутка – работа – маршрутка – дом; изо дня в день одно и то же, скучно и однообразно… И хочется – эх! – махнуть рукой на все (да где там рукой, крылом!) – и унестись за горизонт, как гордая белая птица… Да только вот почему-то в процессе ужина решимость наша слабеет – и вот мы снова, словно мокрые курицы, вползаем на свой уютный «насест» и нажимаем на пульте Power.

Жизнь с ее бешеными темпами и потоками информации давит на человека вполне бесчеловечно. Немыслимая реклама навязывает модели поведения, виртуальная реальность вторгается в каждый дом, превращая человека в бесплатное приложение к машине. Мы мечемся в погоне за благами цивилизации, и страшно даже притормозить – кто не успел, тот опоздал. Не каждый выдерживает искушение достатком – и разбогатевший муж бросает свою жену, которая стойко и терпеливо прошла с ним через все бедствия и неурядицы – не поминайте лихом! – и уходит к молодой красотке. Шо? Святость брака… семьи… связь поколений? Это как?.. Стираются грани, обесценивается понятие корней, родительского дома, любви к своей земле, ее людям – кирпичики, из которых наши предки строили фундамент семейного счастья, складывали стены национального менталитета, мы лишь изредка достаем из этих руин в качестве забавных, «морально устаревших» безделушек, эдакого антиквариата. Наша новая генерация в значительной своей части, сосредотачивая все свои интеллектуальные усилия на выборе «Пепси», не шибко интересуется «преданьями старины глубокой», не связывает державное прошлое со скифской и трипольской культурами, а со словами Киевская Русь не ассоциирует ничего, кроме торта в гастрономе.

А ведь помнит эта измученная бульдозерами земля другие времена. Не было ведь здесь раньше никакого мегаполиса. Весной, в разлив полноводного Днепра, огромные территории левого берега подтоплялись водой. После спада воды оставались озерца, болотца, плавни, заливные луга, где гнездилась всякая живность. На более возвышенных местах белели хатки, утопая в зелени садов и могучих Осокоров. Какие здесь были сады! Какие усадьбы! Какие свадьбы гулялись здесь по осени! В каждой хате была жаркая печь с лежанкой, что кормила семью и хранила тепло студеными зимними ночами. Под окнами стояли дубовые столы с лавками, красный угол украшали образа в шитых рушниках. Каждая хозяйка, управившись с делами, садилась за прялку, качала люльку, тихо пела ребенку украинскую песню. Все, что наполняло дом, каждый предмет, каждая вещь – все было не просто так. Органично вплеталась в быт каждая мелочь, и ни один штрих не казался неоправданным. Весь уклад быта был прямым следствием строя простой селянской души, всю жизнь открытой вере и труду, реализации необъяснимой потребности украинца в порядке, гармонии; поразительного свойства подчинять этот порядок – поэзии. Лад, на который был настроен быт, говорил о внутренней чистоте; в нем, как в зеркале, отражалась душа хозяина. Испокон веку было так, и, казалось, будет всегда…

Ан нет. Современному городу понадобились земли под застройку. Пригнали технику – и пошли крушить сады и хатки, засыпать болота и озера с живностью вместе. Насыпали песчаную подушку, подняли берег, чтобы весенние разливы не навредили постройкам. Выстроили бетонные джунгли и переселили в них коренных жителей этих земель. Вымостили улицы асфальтом, кое-где и деревья посадили. Как резонно заметил Борис Гребенщиков, «дереву – ему нужны небо и корни, оно не может жить в пустоте». Только трудно корням пробиваться через песок к воде, и гибнут деревья, не приживаются на просторах прогрессивного мегаполиса.

Человек оказался менее прихотлив. С большим или меньшим энтузиазмом он воспринял дарованную ему бытовую матрицу, и мало у кого из жителей высотных «спальных мешков» возникают возражения против этой унифицированной модели. Урбанизация, господа. Хай-тек. Лайф стайл. А шо делать?.. Только возникает порой ощущение, что не мы выбираем свои жилища, а они нас выбирают. Глухими беззвездными ночами, выдыхая накопленный за день смог, наши бетонные соты держат совет и принимают решения. А мы, следуя их квадратно-метражной логике, вписываем в вечность рукописания наших дел и устремлений под диктовку Удобств, Стандартов и Правил для жителя мегаполиса. Ни душа, ни традиция, ни икона, ни песня не слагают сегодня наш день и нашу ночь. Лишь какое-то абстрактное чудовище по имени «Урбанизация» вправе решать, чем нам дышать и чем наполнять свой дом. Безобидное оно вроде, да многорукое: реклама, массовое производство, экология, потребление, пробки на дорогах… Следование традиции, пожалуй, ограничивается фактом наличия в доме телевизора: так положено. Кстати, еще положено, чтобы «Сони» или «Панасоник». Желательно, серый (не положено, но модно). Все остальное, что в доме появляется, вовсе не обязательно исходит из наших потребностей; чаще это как раз следствие телепросмотров. Мыло – такое-то, супный суррогат – такой-то, стиральная машина – такая-то. Мурзик, лопай «Вискас», или ты самый умный? Наш быт не требует творчества. Ему достаточно набора примитивных инстинктов, умело используемых рекламщиками. Не мы нынче строим свой быт – он строит нас.

На одной из улиц современного массива «Позняки» в стандартной, как две капли воды похожей на другие, «коробке» живет удивительный человек. Возле своего дома на небольшой зеленой лужайке создает он рукотворное чудо – село в миниатюре, этакий музей под открытым небом. Памятник духу, забитому в рамки; крик души; эхо памяти. И белеют тут хатки, и золотятся купола, но в отличие от дома, в котором живет его семья, эти причудливые постройки выглядят куда добротней, видно, душу в свое дело мастер вкладывает всю без остатка. Творит не спеша, с любовью, со знанием дела. Бежит, бывало, озабоченный горожанин, внезапно увидит перед собой эту красоту, остановится на миг, улыбнется: «Не перевелись еще чудаки на свете!». Одним из подобных чудаков был и философ Диоген, некогда ответивший на предложение властелина мира Александра Македонского исполнить любую просьбу мудреца: «Отойди, и не заслоняй мне солнце!»

Я часто прохожу мимо мастера, останавливаюсь неподалеку, наблюдаю, как он творит. Вспоминается: Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло (Мф. 6, 22). Работа спорится, дело движется. Мне хочется подойти к нему поближе, поговорить – о самом главном, о той силе, которая поднимает его с дивана и заставляет трудиться и дарить нам радость, среди серых будней зажигать тихий светильник чистоты, связывать наши расползающиеся корни и так ненавязчиво своим простодушным творческим трудом говорить с нами о Вечном.