По рождению она принадлежала к верхушке местной аристократии. В жилах ее отца, графа Николая Морицевича О’Рурка, текла королевская кровь; предки его находились в родстве с ирландскими отпрысками Стюартов. На русской службе графы О’Рурки состояли с XVIII века. Сам Николай Морицевич был морским офицером. Весной 1872 года отставного капитан-лейтенанта графа Николая О’Рурка прикомандировали к «аппарату» Киевского, Подольского и Волынского генерал-губернатора. Его супруга Екатерина Петровна была дочерью местного вице-губернатора, предводителя дворянства Киевской губернии и известного композитора-аматора Петра Селецкого. В такой родовитой семье и родилась в июне 1877 года дочь Мария.
Дом по Лютеранской, 33, где жил граф О’Рурк


Родители и старшие братья называли девочку «Манюней», это прозвище впоследствии употреблялось и в обществе. С годами Манюня превратилась в худощавую, высокую, гибкую девушку, в которой с первого взгляда чувствовалась аристократическая порода. Живость характера и обаяние привлекали к ней взоры и сердца молодых людей. В числе поклонников 18-летней выпускницы Института благородных девиц Марии О’Рурк оказался популярный киевский донжуан и сердцеед Василий Тарновский.

Отец «Васюка» (такое прозвище получил молодой человек) — знаменитый меценат и коллекционер Василий Васильевич Тарновский — составил в своем родовом имении Качановке на Черниговщине бесценное собрание предметов украинской старины.
Меценат Василий Тарновский


К воспитанию детей он относился куда более равнодушно. Васюк рос красивым легкомысленным юношей. Музыкальный слух и неплохой баритон влекли его к оперной карьере, но грудь оказалась слабовата. Зато во всем остальном он не знал проблем. Отец-богач позволял Васюку сорить деньгами налево и направо. Рано освободившись от «моральных предрассудков», молодой человек завертелся в вихре светского флирта и случайных романов. Встреча с Манюней показалась ему шансом на выход из этого порочного круга, который начал его тяготить. Василий Тарновский влюбился и решил сделать Марию О’Рурк своей женой.

Однако родители не желали и слышать об этом браке. Граф О’Рурк не считал Тарновских равными себе (хотя их предок был запорожским «войсковым товарищем» еще в XVII веке). А гордый старик Тарновский с высоты своего богатства презирал не слишком состоятельного графа. Это сопротивление только разожгло страсть в молодых людях, придав их отношениям романтический оттенок. Весь киевский бомонд сочувствовал им. Но самое главное, что их союзницей оказалась бабушка Васюка — Людмила Тарновская, типичная вольнолюбивая украинка. Она посоветовала внуку устроить «похищение» невесты. И вот в деревенской церкви под Киевом состоялось венчание, на котором присутствовали избранные представители «золотой молодежи». Для них все это было бесподобным приключением.

Поставленные перед фактом и уступившие общественному мнению, отцы молодых благословили брак. Из родительского дома по Лютеранской, 33 Мария перебралась к мужу. В распоряжении молодых были имения в Качановке и Отраде (Полтавской губернии).
Качановское имение Черниговской губ.


Супруги сделались кумирами праздно веселящейся публики. В Киеве они устраивали шикарные приемы и кутежи, на которых впервые начала собираться молодежь без всякого надзора старших. После застолья всем обществом отправлялись в театр или варьете. Василий Тарновский был без ума от своей жены и выполнял любые ее капризы. В 1897 году у них родился сын — тоже Василий, через два года — дочь Татьяна.
Дети Тарновских — Таня и Вася


Но на безоблачном небе начали появляться первые тучи. Дела старика Тарновского пришли в упадок. Его сын был вынужден сильно ограничить свои расходы. А Мария привыкла жить широко и отвыкать не собиралась. Начались ссоры и сцены, после которых Васюку порой приходилось искать утешения на дне бутылки. Тем временем Манюня стала изыскивать собственные способы оплаты многочисленных счетов. Так она вступила на путь, приведший ее на скамью подсудимых.

Первой трагедией на этом пути оказалось самоубийство Петра Тарновского — шурина Марии. В киевских кругах толковали, будто бы она влюбила в себя несчастного и подтолкнула его к гибели, чтобы ее муж получил деньги брата. Вскоре умерла старая бабушка Василия, год спустя — его отец. Запутанные дела по наследству не позволяли Манюне тратить столько, сколько ей хотелось. Но она уже ощутила в себе способность кружить головы мужчинам и опустошать их карманы.

Василий смирился со скандальными похождениями супруги, отвечая на них собственными романами на стороне. То и дело они расслаблялись на заграничных курортах — из России отбывали вместе, но затем он и она находили себе пару и разъезжались. В Киеве у четы Тарновских устраивались настоящие оргии. Это не осталось незамеченным. Госпожу Тарновскую перестали принимать в приличных домах.
Мария Тарновская
Кульминацией киевских похождений Манюни стали события 1904-1905 годов, стоившие жизни двум ее поклонникам. Одного из них ранил из револьвера Васюк, внезапно обуянный ревностью. Мария надеялась, что его мужа осудят и она станет свободной женщиной. Однако присяжные оправдали Василия Тарновского. Раненый любовник Манюни тем временем отдыхал в ее объятиях в Крыму. Очевидно, ему было не до тщательного лечения — внезапно он почувствовал себя хуже и скончался… Другой ухажер дал следующее письменное обязательство своему кумиру: «Своим честным словом и всем, что осталось во мне незапятнанного и сильного, обязуюсь я, Владимир Шталь, перед Марией Николаевной Тарновской сделать все, что она мне прикажет во время моего пребывания в Киеве. Заявляю, кроме того, что с моей стороны это не будет жертвой и что я ничего не требую взамен. Я всегда буду действовать во имя той чистой любви, которая овладела всей моей жизнью». Эта бумажка в глазах Манюни ничего не стоила, так как с деньгами у Шталя было туговато. И в конце концов он застрелился от несчастной любви, сидя в трактире «Версаль» на углу Нестеровской и Фундуклеевской улиц.

Манюня окончательно отбросила всякое стеснение. По слухам, в Киеве не оставалось ни одного мало-мальски богатого человека, который хоть раз не попользовался ее благосклонностью. Доходило до того, что она расплачивалась «натурой» со своими поставщиками. С мужем ее больше ничто не связывало, и Тарновская стала хлопотать о разводе, поручив ведение дела знакомому адвокату — москвичу Донату Прилукову.
Донат Прилуков
Адвокат был семью годами старше подопечной. Благодаря своим способностям и усердию он занимал заметное положение в юридическом мире. У него была семья, практика приносила приличный доход. Но он имел несчастье влюбиться в Тарновскую, — и благосостояние пошло прахом. Прилуков бросил жену и детей. Он пытался бежать от демонической женщины, пробовал даже отравиться, но в конце концов уехал с Манюней за границу. В его бумажнике лежало около 80 тысяч рублей, доверенных ему клиентами. Все эти деньги попали в распоряжение Тарновской. Они позволили ей несколько месяцев пожить на широкую ногу — но таяли слишком быстро. Между тем Мария мечтала быстро разбогатеть и обеспечить себя на всю жизнь. И Прилуков вместе с Тарновской разработал план преступления, которое должно было осуществить ее мечту.

Одним из курортных знакомых Марии Тарновской был граф Павел Комаровский. Манюня считала его достаточно богатым человеком и особенно заинтересовалась им, узнав, что он неожиданно овдовел. Наивный и сентиментальный граф увлекся Тарновской и готов был выполнить все ее желания. По просьбе Манюни он застраховал свою жизнь в ее пользу на 500 тысяч франков. Тем самым Комаровский подписал себе смертный приговор.
Граф Павел Комаровский


Тарновская нашла и орудие убийства. В мае 1907 года сам же граф Комаровский познакомил ее в Орле со своим молодым другом — секретарем канцелярии губернатора Николаем Наумовым. То был 23-летний неврастеник, душевно неуравновешенный, склонный к алкоголю и всецело подпавший под влияние Тарновской.
Николай Наумов


Естественно, вначале его новая возлюбленная разведала, как у молодого человека с деньгами. Здесь особого успеха не было: Наумов еле-еле выпросил для нее у мамочки 500 рублей. Тогда обольстительница отвела Наумову другую роль. Манюня поклялась ему в любви, провела с ним несколько волшебных недель в Киеве и Отраде. В разгар амурных наслаждений Тарновская вдруг заявила Наумову, что граф Комаровский преследует ее и оскорбляет. В доказательство была показана хамская телеграмма, пришедшая якобы от Комаровского, но на самом деле отправленная Прилуковым. Наумов воскликнул: «Если бы Комаровский был здесь, я убил бы его на месте!» Вскоре Прилуков получил по телеграфу сообщение: «Берта предпочитает горячую плиту». Это означало, что Наумов совершит убийство из револьвера.

Комаровский отдыхал в Венеции. Туда и прибыл будущий убийца. 4 сентября 1907 года Наумов явился на квартиру графа. Тот, не подозревая беды, радостно поспешил к другу. Когда Комаровский приблизился, раскрыв руки для объятий, Наумов почти в упор сделал несколько выстрелов. Раненый граф смог только спросить: «Что я вам сделал?». — «Теперь вы не женитесь на Тарновской!» — отвечал Наумов. Они сидели рядом и заливались слезами. Сбежавшаяся прислуга вообразила, что Комаровский пытается покончить с собой, а друг утешает его.

Тем временем Прилуков с двумя сыщиками подстерегал Наумова, чтобы сразу же сдать его полиции. Но сентиментальная сцена затянулась, и адвокат решил, что преступника схватили прямо на месте. Он увел своих людей, а через некоторое время Наумов выскользнул из дома и отправился на вокзал. Однако в Вероне его арестовали.
Арест Наумова
Графа поместили в венецианскую больницу «Ospedale». Казалось, что врачи смогут спасти его жизнь. Но выздоровлению воспрепятствовал… итальянский судебный следователь Педрацци. Он сразу же насел на раненого с многочасовыми допросами, и впоследствии в печати совершенно серьезно утверждали, что именно это доконало Комаровского. Как бы там ни было, 8 сентября граф скончался.

Первой версией следователя, основанной на показаниях Комаровского и Наумова, было романтическое убийство на почве ревности. И тут в Вене взяли под стражу вдохновителей преступления — Тарновскую и Прилукова, которые пытались там получить деньги по страховке. Когда Наумов узнал от следователей о материальной подоплеке трагедии, он пришел в отчаяние и сознался, что выстрелил в друга по наущению своей любовницы.

Разбирательство всех тонкостей дела об убийстве графа Комаровского затянулось на два с лишним года. Судебный процесс проходил в Венеции весной 1910-го. На скамье подсудимых оказались Наумов, Прилуков, Тарновская и ее камеристка Элиза Перье, посвященная во все замыслы госпожи.
В зале суда
Судилище над очаровательной женщиной по столь драматическому поводу стало всемирной сенсацией. Зал суда напоминал театр в день громкой премьеры. Здесь, блистая нарядами, присутствовала вся местная знать. Толпы венецианцев наблюдали за тем, как Тарновскую перевозили из тюрьмы Джиудека в суд на особой гондоле, в сопровождении монахини и конвоя карабинеров.
Тарновская у дверей суда


В Венеции собрались сотни журналистов. Они изощрялись в живописании пикантных подробностей, которых с каждым допросом подсудимых и свидетелей становилось больше и больше. Никто не оставался равнодушным к Тарновской. Корреспондент одной из венских газет изобразил ее так: «Необычайно высокого роста, худощавая, элегантно одетая, с благородными чертами лица и сверкавшими жизнью, невероятно живыми глазами, всегда смеющаяся, кокетливая, находчивая и разговорчивая даже в тяжелые минуты. Муж был ее рабом, как и все окружающие, сама она была рабою своей страсти к роскоши, удовольствиям, а, следовательно, и деньгам…» Киевские журналисты, лучше всех осведомленные о прежних похождениях Манюни, печатно спорили друг с другом: одни обзывали ее «разгульной бабенкой», другие пеняли мужчинам, которые не проявили рыцарского отношения к даме, сваливая на нее всю вину.

Сама Тарновская артистически защищалась, изображая себя оскорбленным и запутанным существом, оказавшимся игрушкой чужих страстей. До сведения прессы поспешили довести слова, сказанные ею адвокату: «В суде, когда я спокойна, меня называют циничной; если бы я плакала и теряла самообладание, мои слезы назвали бы крокодиловыми. Никто не подозревает, что я переживаю. Разве я в самом деле авантюристка, преступница, убийца, какой меня изображают?.. Если я не являюсь конкуренткой на приз за добродетель, то все по крайней мере убедятся, что я больная слабая женщина, а не мегера и демоническая натура…»


Тарновская на скамье подсудимых


И все же по ходу процесса романтический флер был отброшен. С каждым днем становилось яснее, что в основе всех поступков Тарновской лежали голый расчет и страсть к наживе.

Корреспонденты гадали, устоят ли присяжные заседатели против чар подсудимой. Итальянские присяжные, вопреки ожиданиям, устояли. От наказания освободили одну Перье, остальные были приговорены к различным срокам лишения свободы. Тарновскую осудили на восемь лет исправительных работ в Венеции, на соляных промыслах. Кара могла быть и более суровой, но обвиняемым вменили не убийство, а лишь покушение, посчитав, что Комаровский умер в результате неудачного лечения.

В родном городе о Тарновской долго еще не забывали. В киевской желтой газетке «Южная копейка» даже печатали из номера в номер роман о ней. Но после 1917-го здесь началось такое, что стало уже не до каторжанки Манюни. Ее бывший муж благополучно эмигрировал. А сама Мария Тарновская, по слухам, все же нашла своего принца. До Киева дошла молва, что в нее заочно влюбился некий американский миллионер. После того, как она отбыла наказание, он будто бы женился на ней и увез жену в Штаты. Были ли они счастливы — неизвестно…


Сонет Игоря Северянина