Рай наяву

Приятным солнечным днем я собрался посетить город религии, высокие стены которого заметно выделялись над обрывами Днепра, а купола сверкали, как золотые плоды в темных массивах лип и дубов.

…В конце дороги, усаженной деревьями, на обширном освещенном пространстве, соборный храм Успения с входным порталом, обрамленным яркой росписью, окунул в небесную лазурь свои семь куполов, испещренные звездами, а запоздалые ласточки изящно кружили вокруг них.

По обе стороны дороги тянулись невысокие белые дома; перед ними, словно скатерть, расстилались широкие палисадники, в которых умирающие розы осыпались от гибельного дыхания осени. На скамьях грелись на солнце старые монахи в бархатных шапочках, их лица окаймляли белоснежные волнистые патриаршие бороды, тела были укутаны в овчинные шубы, руки неподвижно лежали на коленях, глаза глядели тускло и безжизненно.

Мы вошли в храм, пройдя под лесами, на которых фигурки монахов, подновлявших фреску, напоминали больших неподвижных ворон. Под темными сводами старинного собора в сонных сумерках плавал мрак, а в глубине нефа возвышался иконостас, как золотая стена, инкрустированная драгоценными камнями; в сакральном треугольнике сверкал крупный алмаз, будто глаз самого божества.

Перед святыми образами, под золотыми или позолоченными окладами, стояли огромные разветвленные подсвечники с зажженными свечами; и в таинственных углублениях часовен мистические огоньки красных стеклянных лампад побуждали думать о сердцах, воспламененных божественной любовью.

Какое обилие богатств! Как ослепительны драгоценности и золото! Бедному мужику, который видит только деревянные стены своей избы, должен представляться здесь, перед этим сияющим иконостасом, перед этим мерцанием драгоценных камней и свечей, рай наяву. И как среди такого богатства не верить в могущество Пречистой Девы и святых, по-королевски облаченных в золото и серебро?

Деньги выгребают лопатой

Возле фонтана, украшавшего подворье, остановилась молодая монахиня, вынула из кармана несколько монет и бросила их в бассейн.

Я спросил у нее, зачем она сделала это.

– Таков обычай, – сказала она. – Все паломники, приходящие в Лавру, бросают в этот бассейн по нескольку копеек. Видите, сколько их… Все дно покрыто…

Наклонившись, я действительно увидел тысячи и тысячи белых монеток, блестевших грудами серебра из глубины большой каменной чаши. Ежегодно до первых морозов монахи осушают бассейн и набожно выгребают лопатами все эти копейки, которые сдают казначею монастыря.

Обычай бросать монеты в воду – традиция в России, восходящая к временам язычества. Для древних славян это было средство умилостивить божество и снискать его расположение.

Монахи умеют делать все

Я посетил пекарню и типографию. Братья в длинных белых одеяниях, с присыпанными мукой, словно снегом, бородами и шевелюрами, нагнувшись над квашнями, месили голыми руками тесто, покрываясь потом и тяжело дыша. Рядом, в погребке, служащем лавкой, были нагромождены груды черного хлеба с румяными корками, высотой в человеческий рост. Монастырь дает хлеб каждому паломнику, а тот уносит его с собой и съедает со своими родичами, в память о посещении святых гробниц.

Почти все монахи в часы, свободные от богослужений, заняты ручным трудом. Кто вычесывает шерсть, кто варит квас, кто изготавливает церковные украшения, кто занимается резьбой, сапожным или портняжным ремеслом. Другие плетут коноплю, полируют камни, дубят кожу, вяжут чулки, плетут корзины. Они также – кузнецы, жестянщики, слесари, плотники; они даже пасут скот, сбивают масло и делают сыр. Таким образом, русский монастырь – это настоящий город.

Большинство литургических книг, используемых православным духовенством, печатается в типографии Киевской лавры. Она также знаменита на всю Россию своим фруктовым садом. Монахи культивируют самые редкие сорта.

Богомольцы-кочевники

Побывав в чайной, мы прошли оттуда в трапезную для бедных паломников. В двух громадных залах монахи кормят неимущих посетителей, чтобы они теперь же могли отправиться в путь и вернуться в свои деревни до снегопадов и сильных холодов. Из них человек двадцать проведут в монастыре всю грядущую зиму. Девочки сидят на земле, держа в руках платки, замотанные, как куклы.

Одни бедолаги спят, скорчившись на скамьях; другие, кутаясь в свои отрепья, молятся. Старая нищенка в лохмотьях, с котомкой через плечо и подвязанной на груди жестяной копилкой, входит и бредет вдоль образов, висящих на стене, без разбора целуя святых, Пречистую Деву и даже черта, изображенного в виде немца в черном фраке, с огромным брюхом, в котором кишат грешники.

Среди паломников встречаются и те, кто прибыл с Уральских гор и дебрей Камчатки. Их можно узнать по одежде и калмыцкому типу лица. Другие приходят из Грузии, из Крыма или от Финского залива. Они выполняют обет или молятся об исцелении; ведь о киевских монахах, подобно соловецким и троицким, ходит молва как о великих чудотворцах. Но этой тяге к дальним странствиям в немалой степени способствует кочевая натура, присущая русскому характеру. Не так уж и давно этот народ ведет оседлую жизнь на земле, чтобы полностью утратить навыки бродячих пастухов.

Настоящие паломники, подобно первым славянам, прошедшим по огромным равнинам России, странствуют группами, с посохами в руках. Они идут вереницей, со своими тоскливыми песнями, ни на кого не глядя, в плену одной-единственной мысли. Их путешествие часто длится несколько лет.

К паломникам прибиваются также и шарлатаны, превратившие религию в доходную профессию. С колоколом в руках и флягой через плечо они ходят по деревням и продают добрым наивным женщинам «священные предметы» и «реликвии»: мощи святых, кусочки Назаретской скалы, частицы святого креста, нитки от рубашки Богородицы.

В лаврских пещерах

Мы спустились по подземной лестнице; она привела нас в небольшую часовню, где собрались несколько монахов за прилавками, на которых были разложены груды свечей или стояли флаконы с чудесным маслом.

Мы купили свечу у красивого монаха, небрежно развалившегося в кресле; заплатив таким образом за вход, и присоединились к группе паломников для посещения пещер. Во главе колонны шел один из братьев.

Пройдя шагов сто по узкому коридору, встретили первое захоронение. В отблесках наших свечей мы заметили бесформенный сверток, уложенный в открытом гробу: подобие манекена, завернутого в красный бархат, с головным убором, натянутым до плеч. На руках, набожно сложенных на груди, – перчатки, ноги обуты в сапоги. Лица и руки этих святых мумий открывают только в день их праздника…

По мере нашего продвижения мы встречали новые усыпальницы, помещенные в нишах…

Мы прошли перед гробницей святого Антония, останками преподобного святого Нифонта, архиепископа Новгородского, святого Григория Иконописца, святого Агапита Целителя, святого Иеремии Прозорливого, святого Онуфрия Молчаливого, святого Нестора Летописца, святого Ильи Муромца – казака из древних былин.

С каждым святым связано свое предание. Тот святой Иоанн, которого называли «многострадальным», закопал себя по грудь в своей келье и пребывал в таком виде тридцать лет, по целым неделям оставаясь без еды. До сих пор видно, как его высохшие голова и плечи выходят из земли. Но наиболее зоркие монахи утверждают, что его тело с каждым годом все больше уходит вглубь; когда оно совсем исчезнет, говорят они, настанет конец света.

Следующий, заключительный отрывок из книги Виктора Тиссо расскажет о его прогулке по Днепру и прощании с Киевом.