Все дома здесь знаменитые


Дом № 20 в 90-е годы снесли — сейчас там строится новое здание Театра на Подоле. В середине XIX века он принадлежал (вместе с домом № 13) супругам Ярославским, содержавшим ювелирную мастерскую. Когда Ярославская овдовела, чтобы продолжить дело, она выбрала в мужья одного из своих подмастерьев, расторопного и сметливого Осипа Ребенко, который был младше ее на… 27 лет. Позже Осип Фомич стал состоятельным купцом, его мастерская — известной во всем городе. Здесь изготавливали церковную утварь, киоты, иконостасы, а самого Осипа Фомича избрали старостой Успенского собора на Подоле. Это-то и спасла позже жизнь 90-летнего старика, когда Киев оккупировали немцы: их смутило не совсем славянское звучание фамилии Осипа Фомича, но выручила соседская гувернантка, объяснив, что Ребенко — церковный староста.


Еще из известных жильцов дома надо вспомнить выдающегося шевченковеда Павла Зайцева и Павла Патоку — автора книг о голубях.


— Дом был двухэтажным: первый этаж кирпичный, второй — деревянный. — вспоминает Татьяна Левицкая. — Перед парадным входом рос роскошный каштан. Мы с мамой и отцом жили в небольшой комнатке на первом этаже. Там помещался только большой стол, за которым мы обедали и я делала уроки, шкаф, родительская панцирная кровать и моя кушетка возле стенки, общей с кухней, и поэтому это было самое теплое место в комнате. Большую комнату по левую сторону дома — бывшую гостиную, — с роскошным камином, украшенным изразцовой плиткой, лепниной на потолках, занимала другая семья.


По Андреевскому — на санках


А на втором этаже жил бывший военный и известный в округе голубятник. Посредине была общая кухня, с большой русской печью и ванной, во дворе — палисадник, где я выращивала петунью и табак, голубятни, курятники и каменный туалет, которым пользовались жильцы из старых деревянных домов, примыкавших к Замковой горе, где мы, дети, излазили все тропинки. Всю зиму мы катались по Андреевскому на санках. Ведь тогда (до создания Киевского моря, после чего погода стала*в Киеве «сопливой») снег выпадал в середине ноября и начинал таять только в марте. Ехали от 25 школы — и до самого низа. Бывало, если ехала машина, мы вопили друг другу что есть мочи: «берегись!» — резко сворачивали санки и летели в сугроб. Дорожки раненько утром дворники посыпали мелким углем, но все равно, спуститься вниз, к трамваю, бывало очень сложно. Помню, по всей улице между окнами клали вату с новогодним «дождиком» и ставили стаканы с уксусом — чтобы стекла не «потели». А весной, когда за окном начинало таять, и вода стекала, перекатываясь по булыжникам мостовой, казалось, что это шумит морской прибой.


Потом мы получили отдельную квартиру на Левом берегу, но нигде мне не было больше так хорошо, как в нашей комнатке на Андреевском. Когда в 90-х срубили каштан и снесли наш дом, я плакала…