Венский бизнес-гарнитур

Зачем же стулья ломать?

О деяниях австрийских коммерсантов в Киеве в начале прошлого века писали не только в газетах и справочниках, о некоторых слагали легенды. Одна из них гласит, что австрийские предприниматели, участвовавшие в конкурсе на поставку кресел в киевский Оперный театр, решились на отчаянный тест-драйв: бросали образцы своей мебели с галерки вниз. Таким образом они определяли, чья мебель качественнее и надежнее. Тендер выиграл Иосиф Кимаер — знаменитый киевский коммерсант, подданный Австро-Венгерской империи. Его фирме всегда доставались престижные заказы в городе. Мебель от Кимаера приобрели роскошная гостиница «Континенталь» на Николаевской и отель Гладынюка на Фундуклеевской, контора Госбанка на Институтской и театр Соловцова.

Только по сведениям на 1897 год, фирма успела обставить по специальным заказам добрую тысячу богатых квартир в Киеве и других городах — Одессе и Варшаве, Санкт-Петербурге и далекой Вятке (нынешний Киров в РФ). На Киевской сельскохозяйственной и промышленной выставке 1897 года Кимаер меблировал самое важное помещение — павильон покровителя выставки, великого князя Петра Николаевича. Он ловко воспользовался этой оказией, чтобы максимально продемонстрировать свои возможности. Австриец выбрал направление, которым и сейчас увлекаются в мебельном деле, — римейк исторических стилей. В гостиной великого князя он поставил гарнитур мягкой мебели в стиле рококо, в кабинете использовал ампир и стиль Луи XVI, в вестибюле — арабский стиль.

Свое первое мебельное предприятие в Киеве Иосиф Кимаер открыл в 1884 г. К тому времени венскую мебель в городе уже знали и охотно покупали. Нужно было вступать в конкурентную борьбу с земляками, и Кимаер многих из них превзошел. Уже к концу ХІХ века его фабрика считалась самой крупной во всем Юго-Западном крае.

Бизнес Иосифа Кимаера развивался по инновационной на то время модели. На его фабрике четко прослеживалась специализация производства. Предприятие состояло из четырех отделов-цехов: столярного (где изготавливали и собирали деревянные части мягкой мебели, остовы шкафов), токарно-резчицкого (по изготовлению резных орнаментов для шкафов и буфетов), матрасного и обойно-декоративного. Здесь работали опытные и квалифицированные мастера, получавшие, как для рабочих, неплохую зарплату: хороший обойщик мебели зарабатывал 18-20 рублей в неделю. У рядового столяра, выполнявшего операции по шаблону, этот показатель был поскромнее: 7—8 рублей.

На фабрике трудились до ста человек, но общее число рабочих Кимаера было, по меньшей мере, втрое больше. Австриец применил оригинальный способ организации производства, в миниатюре напоминавший будущее автомобильное производство Форда. Центральная площадка использовалась для сборки готовых изделий и наиболее сложных работ. А изготовление простых комплектующих деталей распределили по мелким мастерским на окраинах. Здесь мастеровые за небольшую плату с утра до вечера работали на Кимаера под наблюдением доверенных десятников.

В 1897—1898 годах Кимаер построил целый комплекс на участке, приобретенном в так называемой усадьбе Меринга близ Крещатика, незадолго до этого распланированной под застройку. Среди корпусов на улице Николаевской, 13 были доходный дом с фирменным магазином, фабрика, склады. Сегодня эта улица носит имя архитектора Владислава Городецкого, который вместе с техником Мартином Клугом застраивал усадьбу Кимаера. Фабрика была оборудована по последнему слову техники: электрический привод, целесообразное расположение технологических узлов, специальная паровая сушильня для древесины (раньше материалы годами сушились в обычных сараях). К слову, в изделиях Кимаера применялись местные породы дуба, кавказский орех, импортное красное дерево. Пружины для мягкой мебели привозили из Риги, холст — с Жирардовских мануфактур, что же касается набивочного волоса, то Кимаер нашел материал удовлетворительного качества не ближе, чем в Швеции.

Комплекс, некогда принадлежавший киевскому мебельному королю, не раз оказывался жертвой войн и пожаров. Однако лицевое строение сохранило былую красоту (теперь в его стенах находится Министерство юстиции). Любопытно, что над фронтоном этого здания до сих пор видна дата основания фирмы Кимаера — «1884». Она сбивает с толку краеведов: неужели дом построен в 1884-м, притом что улицу, как известно, проложили только в 1895-м?!

Изгиб удачи

Австрийские мебельщики в ту пору доминировали во всей Европе. После того, как немецкий мастер Михель Тонет изготовил для кафе в Вене партию мебели из выгнутых по собственному методу буковых стволов, а затем показал образцы своей продукции на Всемирной выставке 1851 года в Лондоне, спрос на венскую мебель распространился по всему Старому Свету. Австрийская столица стала в этой области законодательницей мод. И когда состоятельные киевские потребители пожелали меблироваться по европейским стандартам, австрийцы фактически захватили здесь монополию на мебельное производство.

В рекламе и в адресных справочниках встречались многочисленные адреса «складов венской мебели»; многие из них располагались в отсеках Гостиного двора на Подоле. Гнутые стулья выпускались в Австрии в таких неимоверных количествах, что целыми вагонами шли на экспорт и продавались довольно недорого. Их можно было увидеть в самых скромных квартирах. Между тем потребители побогаче интересовались солидной продукцией, а то и эксклюзивом. Их потребности нередко удовлетворяли местные мебельные фабрики, работавшие как на ширпотреб, так и по индивидуальным заказам.

Ветераном в этом деле была фирма, основанная в Киеве Андреем Фалером еще в 1834 году. Отца наследовал сын Генрих, чей мебельный и зеркальный магазин был известен и в начале ХХ века. Размещался он в собственном доме Фалера, выстроенном в 1897 году по Большой Васильковской, 10. У Генриха Фалера имелось свое мебельное производство, в котором были заняты до 50 человек. Вместе с тем, существенную часть его товара составляли готовые изделия, прибывшие из Вены и других заграничных городов. Точно так же, как на других родственных предприятиях — у Гардта, Габика, Даболинга.

Именно Фалер — пионер венского мебельного бизнеса в Киеве — в союзе с двумя молодыми предпринимателями братьями Кон и бросил вызов герру Кимаеру в борьбе за поставку кресел киевскому Оперному театру. Яков и Иосиф Кон держали на Подоле фабрику, на которой трудились 40 рабочих. Молодые акулы мебельного бизнеса не скупились на рекламу — о фирме братьев Кон кричали объявления в киевских газетах и справочниках, а также громадные вывески их роскошного магазина. Кстати, разместили его братья Кон в нижних этажах известного дома Гинзбурга на Николаевской улице. Не иначе, как в этом присутствовал хитрый расчет: перехватывать потенциальных покупателей, направляющихся от Крещатика в сторону магазина Кимаера.

И хотя блок Кон-Фалера проиграл битву за Оперный театр, заказов для австрийских мебельщиков в Киеве было предостаточно. Город стремительно развивался и богател. А начало ХХ века принесло киевлянам новое веяние из Австрии — стиль сецессион. Это привело к очередному витку конкуренции на мебельном рынке. Рекламные плакаты вновь запестрели изображениями изысканных стульев, кресел, столиков, диванов, буфетов.

Садоводы, банкиры, шпионы

Производство мебели было далеко не единственной сферой, где австрийцы проявили себя как талантливые предприниматели. Австрийский подданный Иосиф Вальнер еще в середине XIX века содержал в Киеве типографское и литографское заведение. Одновременно он завел здесь лесопилку и вошел компаньоном в мукомольное предприятие на Подоле (превратившееся потом в известную мельницу Бродского). Соотечественник Вальнера Густав Вессер был влиятельным игроком в зеленом хозяйстве города, арендуя и содержа несколько крупных садоводств. Австрийский подданный Яков Целлермайер взял в аренду крупнейшую гостиницу города — «Паласт-Отель» (нынешний «Премьер Палас»). Его земляк Карл Баксант, помимо долевого участия в коммерческих фирмах, был солидным домовладельцем. Ему принадлежал один из красивейших образцов киевского модерна — громадный доходный дом на Пушкинской, выстроенный по его заказу зодчим Иосифом Зекцером.

Миграционное законодательство Российской империи было вполне лояльно к гражданам стран нынешнего ЕС. Иностранец мог подолгу жить в стране, владеть недвижимостью и заниматься бизнесом. Лишь бы он выполнял все местные правила и предписания. Восточная граница Австро-Венгрии того времени примыкала к Волынской и Подольской губерниям. Иметь бизнес в соседней империи для австрийцев было и желательно, и выгодно.

Многим киевлянам было хорошо известно имя Василия Качалы. Инженер-технолог Качала, австрийский подданный, выпускник Венского политехникума, считался видным специалистом в сахарной промышленности. К его профессиональным услугам прибегали знаменитые сахарозаводчики Терещенко. Параллельно он арендовал на Владимирском спуске заведение искусственных минеральных вод, где имелись также водолечебница, массажный кабинет, оздоровительные ванны и «прочие полезные процедуры». Доходами от своего бизнеса Василий Стефанович щедро делился с украинским национальным движением, поскольку и сам был украинцем, сыном галицкого священника и известного общественного деятеля Стефана Качалы. При заведении минеральных вод Качала содержал гостиницу, где охотно принимал заезжих галичан. Среди них был и его давний друг, самый знаменитый у нас подданный австрийской короны — Иван Франко.

Австрийская диаспора в Киеве была неплохо организована. Действовало консульство Австро-Венгрии, которое в разное время размещалось то в Липках, то на уютной Пушкинской. Существовали и общественные организации. Среди них можно отметить авторитетную благотворительную структуру — Австро-Венгерское общество вспомоществования. Общество действовало в том же доме, что и консульство. Оно предназначалось для поддержки нуждающихся земляков на территории Юго-Западного края, выдачи пособий и стипендий. Его вице-председателем был упомянутый выше Баксант, казначеем — секретарь консульства Динтер. А возглавлял Австро-Венгерское общество вспомоществования, по данным на 1910 год, Рудольф Петрович Столленверк, игравший видную роль в деловой жизни города.

Столленверк был директором киевского отделения одного из самых могущественных отечественных финансовых гигантов — Санкт-Петербургского международного коммерческого банка. Это учреждение к 1910 году оперировало исполинскими по тем временам средствами — 48 миллионов рублей основного капитала, 24 миллиона запасного и 3 миллиона резервного. Сеть его филиалов покрывала всю необъятную империю. По масштабам деятельности и по структуре собственности банк стал своего рода прообразом столпов глобализации — транснациональных корпораций. Характерно, что, по сведениям российского исследователя банковского дела Бориса Ананьича, в основании банка в 1869 году участвовали финансовые группы не только из России, но и из Германии, Голландии, Франции, Англии.

Даже накануне Первой мировой войны через руководителя киевского филиала банк имел выход на Вену, в то время как его европейские отделения размещались в Париже и Брюсселе. Все это свидетельствует о том, что и прежним временам было присуще явление, свойственное нынешним глобальным реалиям, — нередко банкиры из стран, принадлежащих к разным политическим лагерям, преспокойно ведут совместные дела.

Киевское отделение Санкт-Петербургского международного коммерческого банка осуществляло на финансовом рынке активную наступательную политику. Еще в 1888 году оно обзавелось собственным домом в начале Институтской улицы (не сохранился). Но впоследствии его агенты «положили глаз» на преуспевающую контору частного банкира Ильи Грубера, которая находилась еще ближе к центру — на самом Крещатике. И в 1909 году состоялось соглашение, на основании которого Грубер за солидные отступные (15 тысяч рублей в год жалования и доля в прибылях) согласился подчинить свою контору столичному банку в виде подотдела киевского отделения. Подобные «аншлюсы» банк проводил и в других городах. Что-то в этом было от классической политики австрийских Габсбургов, которые тем или иным способом постепенно подчинили Вене немалую часть Европы…

Рудольф Столленверк преуспевал не только в банковском деле. Он входил в правление Киевского электрического общества, которое ведало распределением электроэнергии среди городских потребителей.

Австрийцы, подолгу жившие в Киеве, свято чтили национальные традиции, были преданы своей империи и правящей династии Габсбургов. Триумфом патриотизма киевских австрийцев стала 60-я годовщина правления императора Франца-Иосифа, которую отмечали в ноябре 1908 года. В самой Австро-Венгрии, которая из-за своего многонационального состава получила название лоскутной империи, юбилей восшествия монарха на трон отмечали по-разному. В Вене проходили блестящие празднования, в Праге было введено военное положение из-за бурного массового недовольства. Киевская австрийская колония присоединилась к торжествам. В день юбилея состоялось торжественное богослужение в Александровском костеле. После этого в императорском и королевском австро-венгерском консульстве на Левашовской (нынешняя Шелковичная) был дан банкет, на котором присутствовали сам консул Рихард Мешеде и его секретарь Роман Динтер. Те самые, которые спустя несколько месяцев в донесении Главного управления Генерального штаба Министерству иностранных дел были отмечены как «лица, несомненно занимающиеся шпионажем».

Ближе к Первой мировой недоверие к австрийцам в Российской империи возросло.

Роковым для австрийской колонии в дореволюционном Киеве стал 1914 год. Предприниматели, уже укоренившиеся в городе на Днепре, оказались заложниками геополитики. Началась война, Россия и Австро-Венгрия разошлись по разные стороны линии фронта. Австрийские подданные, которые не могли или не хотели принять российское гражданство, должны были расстаться со своим бизнесом и покинуть насиженные места. Правда, некоторым удавалось удержаться на плаву. Скажем, фабрика Иосифа Кимаера продолжала действовать и в разгар войны, — очевидно, Иосиф Иосифович свою вторую родину предпочел первой.