В послевоенные годы выборы проводились в самых лучших помещениях: на заводах, фабриках, в клубах, школах, домоуправлениях. Голосование начиналось не в 8:00, как сейчас, а в 6:00, и длилось до 22:00 (ныне — до 20:00). Помню, на Подоле, где жила моя семья, избирательные участки были на заводах — пивоваренном, паточном и сельхозтехники; в школах — №№17 и 157.


Народ ждал выборов и бурно радовался, когда наступал этот праздник, сродни Первомаю или очередной годовщине Октябрьской революции. На избирательных участках играли духовые оркестры и выступали артисты. Люди одевались нарядно, в белые рубашки, блузки, кофты. В буфеты на участках народ стремился попасть как можно раньше, приобретая там дефицитные и свежие колбасы, копченую рыбу, пироги, пирожные, конфеты, сладкую воду, пиво. За столами под музыку народ и вкушал эти блюда. До обеда все самое вкусное разметалось.


Некоторые граждане заходили в кабины для голосования и делали записи на бюллетенях (но такое было редко). Помимо волнующих слов любви к Родине и партии, встречались и анонимные записи о жилищных проблемах, нехватке товаров, бюрократии. Получается, избирательный бюллетень был еще и своеобразным социологическим мониторингом настроений советских людей. И что удивительно: власти работали с полученной информацией!


Одноклассник рассказал мне о вопиющем для тех времен случае. В 1950-х гг. известный профессор (фамилии не помню), живший на Подоле, по ул. Константиновской, в доме, примыкавшем к школе №10, не явился на избирательный участок. А когда к нему пришли члены комиссии с урной для голосования на дом, он заявил:


— Какие же это выборы, если выбора нет? Вот если бы в СССР была многопартийная система или хотя бы двухпартийная, то я бы проголосовал!


Если бы такое произошло при Сталине, то профессора, в лучшем случае, отправили бы туда, где Макар телят не пас. Но поскольку дело было в хрущевскую оттепель, и из лагерей массово возвращался невинно осужденный народ, на профессора просто махнули рукой. Но самое интересное было потом. Соседи ученого мужа и даже их малолетние дети с ненавистью восприняли этот поступок. Вслед профессору слышалось презрительное «предатель!» Кого или что он предал — непонятно, но это говорило о том, что большинство людей искренне верили в справедливость советского строя. В обществе царили великое единство народа и вера, что СССР — лучшая в мире страна, а случаи недовольства не выставлялись напоказ.