Описывает службу, уже в Софийском соборе, и Гребинка в повести «Мачеха и панночка». А в другом произведении мастерски раскрывает состояние человека, впервые попавшего в храм: «В мерцающем блеске свечей таинственно смотрели образа из облаков курения. Слова святого Евангелия звучали под сводами церкви. Странное происходило со мной в эту минуту: каждое слово исцеляющим бальзамом падало на раны моего сердца, успокаивало душу. И я плакал слезами раскаяния… Из церкви я вышел совсем другим человеком: я понял, что кроме земных благ, есть еще высшие радости, не здешние…»

Но не только пасхальные богослужения в ночь чудесного Воскресения завораживали киевлян и гостей города. Вся страстная неделя, предшествующая светлому празднику, была наполнена «исцеляющим бальзамом». Вот как описывает Иван Нечуй-Левицкий вечернюю службу в Успенском соборе Киево-Печерской лавры, состоявшуюся в «чистый четверг»:
«Вся великая церковь словно пылала свечами и была набита народом. По церкви разливалось огненное море, заливало углы, шло за столбами, переходило на стены, вспыхивало на высоком иконостасе под самым куполом, растопило иконостас на чистое золото и повисло огромными каплями на паникадилах. После каждого Евангелия звонили в колокола… Сорок душ монахов в черных клобуках пели посреди церкви такие жалобные песни, словно хотели выплакать в песнях всемирное горе…» («Кайдашева семья»).

А горе было велико. В страшных муках на кресте умирал Иисус Христос… Впечатляющими иллюстрациями к хронологии «страстей Господних» являются настенные росписи Владимирского собора, исполненные художниками Сведомским и Котарбинским. Здесь «Вход Господень в Иерусалим», где жители города с криками «Осанна!» встречают Спасителя, устилая ему дорогу коврами и пальмовыми листьями. Рядом расположена «Тайная вечеря», во время которой точки над «і» уже расставлены. В противоположном (северном) нефе храма изображены «Моление о чаше», «Иисус перед Пилатом», «Христос на кресте». «Картины Сведомского и Котарбинского исполнены прекрасно, в духе итальянской школы, с тем элегантным реализмом, который приносит настоящее наслаждение глазу», — писал Короленко после посещения Владимирского собора (1897 г.)

Подобное наслаждения испытал по-видимому и маленький Миша Булгаков, когда его отец, профессор Киевской духовной академии, приводил мальчика в собор, чтобы познакомить с библейскими сюжетами, запечатленными в интерьере храма великими мастерами.

«В белом плаще с кровавым подбоем… ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат… Прокуратор сидел, как каменный… Секретарь, стараясь не проронить ни слова, быстро чертил на пергаменте слова… С площадки сада под колонны на балкон двое легионеров ввели и поставили перед креслом прокуратора человека лет двадцати семи. Этот человек был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была покрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной…» Невероятно, но факт! Этот знаменитый пролог к страданиям благородного Иешуа из романа Булгакова «Мастер и Маргарита» до мельчайших подробностей повторяет изобразительный ряд композиции художника Сведомского «Иисус перед Пилатом». Случайностей здесь быть не может. А в 16-й главе («Казнь») автор вводит в канву романа пейзаж, который по замыслу должен соответствовать трагическим событиям: «Солнце исчезло, не дойдя до моря, в котором тонуло ежевечерне. Поглотив его, по небу с запада поднималась грозно и неуклонно грозовая туча. Края ее уже вскипали белой пеной, черное дымное брюхо отсвечивало желтым… Прошло несколько минут, и на вершине холма остались только… три пустых столба» — на картине Котарбинского «Христос на кресте» изображена огромная черная туча, под «брюхом» которой на фоне желтой зари просматриваются очертания трех пустых столбов. Причем, месторасположение тучи — западная стена храма.

…Художники и писатели обращались и будут обращаться к этим сюжетам, а мы провозглашали и будем провозглашать «Христос Воскресе!», подразумевая не только религиозный акт, но и возрождение самых светлых человеческих ценностей.