Историки точно не знают времени рождения митрополита Исидора. Одни источники подают 1380-й. Другие – 1385 или даже 1390 годы. Нам не известно то имя, которое Исидору дали при крещении – в истории он остался под именем, полученным после пострига и решения посвятить себя служению Богу. Не известно, из какой семьи он происходил. Известно лишь, что был он родом из Фессалоник (где традиционно греческие и славянские общины жили бок о бок). Из тех же Фессалоник (Солуни) происходили «солунские братья» Кирилл и Мефодий, жившие за полтысячелетия до Исидора. В средневековой литературе Исидора считают греком, однако греками в Москве в ту пору именовали практически всех выходцев из Балкан. Многие биографы считают Исидора болгарином по происхождению, хотя эта версия также не доказана.

До 1437 года Исидор был игуменом монастыря святого Димитрия Солунского в Константинополе (Димитрий Солунский считался покровителем славян). В это время он становится заметной и влиятельной фигурой в жизни Византии. После того как крестоносцы в 1204-м захватили Константинополь и стали влиятельной силой на Ближнем Востоке, в среде византийского духовенства и знати начала постепенно культивироваться идея восстановления церковного единства. Особенно эта идея получила распространение после ряда поражений крестоносцев от арабов и мамлюков. Уничтожение латинских королевств на Ближнем Востоке привело к идее необходимости совместного фронта всех почитающих Христа как Господа сил против агарян. Общие политические цели и инстинкт самосохранения подталкивал к поиску компромиссов между православными и католическими иерархами. В Царьграде, стремительно идущем к своему упадку, всерьез задумались о восстановлении церковного единства. Этому также содействовал рост влияния генуэзцев, получивших контроль над Черным морем и Крымом. Одним словом, Исидору судилось стать представителем той партии, которая стремилась к преодолению раскола. Более того: ему судилось постараться принести идею единства церквей на Русь.

На Руси духовные искания уже не единожды приводили князей к мысли о примирении с Ватиканом. Династические связи между отпрысками католических и православных родов, выступления русских князей в походы на стороне рыцарей, коронация Даниила Галицкого, участие митрополита Петра Акеровича в Первом Лионском соборе 1245 года, экспансия рыцарских орденов, оживленная торговля, католическая вера великих князей Литовских при толерантном отношении к правам и вольностям православного духовенства – все это создавало предпосылки к тому, что католицизм в русском мире не воспринимался как особо чуждое явление (по крайней мере в западнорусском мире, находящемся под властью князей Гедиминовичей). Князь Витовт даже задумывал провести некую церковную реформу в своих владениях, интересовался движением чашников в Чехии (одним из провозвестников которого стал профессор Ян Гус) и даже посылал митрополита Григория Цамблака в Констанцу на конклав для ознакомления с учением Гуса. Правда, на соборе в Констанце пражского богослова осудили, и Витовт, мечтавший о королевской короне и даже некоторое время бывший сюзереном Чехии, решил не испытывать судьбу. Тем более что его взоры обратились на Восток.

Великий князь московский Василий Васильевич (впоследствии ослепленный своим двоюродным братом Дмитрием Шемякой и вошедший в историю как Темный) – человек безвольный, нерешительный, никудышный стратег – был внуком Витовта, сыном Софьи Витовтовны. Дед решил установить свой контроль над Московским княжеством, надеясь получить марионеток сначала в лице коронованного зятя, а потом и внука. Москва, бывшая в ту пору улусом Золотой Орды и признававшая вассальную зависимость от татар, была в первую очередь ключом от влияния на ордынские процессы. Орда не просто грабила русские земли – она контролировала Великий шелковый путь и выходы к Черному морю. Витовт знал, что делает: он решил вмешаться в ордынские планы. Для начала он усилил присутствие в причерноморских степях оппозиционно настроенных по отношению к Великому хану Гиреев и принял их под свою руку (заодно решив вопрос монополии генуэзцев в Крыму). Гиреи признали свой вассалитет по отношению к князю литовскому и даже основали несколько родов, занявших впоследствии в иерархии Великого княжества Литовского видное место (например, князья Глинские). Москва и Гиреи – вот два рычага, благодаря которым Витовт пытался воздействовать на Орду и на экономические процессы в регионе.

Для усиления своего влияния на Москву и на Восток Витовт использует фактор контроля над митрополитами Киевскими и всея Руси, которые со времен Петра Ратенского селились преимущественно на территории Восточной Руси (в Суздале, Владимире, Москве, Твери). В 1430-м Витовт умирает, так и не получив корону. Спустя год умирает митрополит Фотий. И вот в это время на политической арене возникает Исидор, которого константинопольский патриарх Иосиф рукоположил на Киевскую митрополию. Креатура московского князя, епископ Рязанский и Муромский Иона (исполнявший обязанности местоблюстителя митрополичьего престола), не нашла поддержки у патриарха. Итак, Исидор отправляется на Русь.

Ко времени прибытия в Москву Исидор – заметная фигура в православном мире. Он принимал участие в Базельском соборе 1433 года. Вместе с митрополитом Никейским Виссарионом считался одним из ближайших соратников патриарха Иосифа – сторонника церковного единства. Исследователь Александр Широкорад пишет: «Современники отзывались об Исидоре как о человеке обширнейших познаний. Как и его соратник в деле заключения унии митрополит Никейский Виссарион, Исидор выглядит, скорее, интеллектуалом ренессансного типа, чуждым православной духовности и, напротив, близким идеалам западноевропейского гуманизма в духе Возрождения».

2 апреля 1437 года митрополит прибыл в Москву, где был принят Василием Васильевичем с подобающим почетом. Первоначально митрополит и князь нашли общий язык, и Исидор даже помог установить отношения между врагами – князьями московским и тверским. Однако сразу же Исидор объявил о своем намерении ехать на Восьмой собор (известный как Флорентийский), где должна была обсуждаться тема единства церквей. Василий согласился и даже отправил с Исидором многочисленную делегацию, в состав которой входили свыше ста человек, в том числе суздальского епископа Авраамия. Позже к делегации примкнули представители Твери, Новгорода и других городов. Официальная церковная история утверждает, что Василий напутствовал митрополита: «Если уже ты непременно желаешь идти на Осьмый Собор, то принеси нам оттуда наше древнее Православие, которое мы приняли от предка нашего Владимира, а нового и чужого не приноси нам, – мы того не примем».

В дороге случилась первая конфликтная ситуация. Когда в самом начале 1438-го Исидор прибыл в Юрьев (Дерпт), его вышли встречать две делегации – русская и немецкая. Митрополит первыми приветствовал немцев, что вызвало негодование в среде православных граждан Юрьева.

В августе 1438 года Исидор с делегацией прибыл в Феррару, где уже несколько месяцев заседал собор с участием папы Евгения IV и большого количества представителей православного духовенства. Параллельно в Базеле антипапа Феликс собрал свой собор. Всех делегатов Базельского собора папа отлучил от церкви, однако это не помогло: ни один западноевропейский монарх не прибыл в Феррару. Один только герцог Бургундский прислал своего представителя. В целях безопасности делегаты даже переехали из Феррары во Флоренцию (потому и собор вошел в историю как Флорентийский).

На протяжении 15 месяцев делегаты спорили вокруг теологических вопросов. Присутствовавшего на соборе византийского императора Иоанна Палеолога волновало лишь одно: получение реальной помощи от западных монархов для борьбы с турками. Но чем дальше, тем более явственным становилось то, что Запад вряд ли будет помогать Византии.

5 июля 1439 года все участники собора (за исключением епископа Марка Эфесского) подписали унию православной и католической церквей. Исидор поставил не просто подпись. Он размашисто написал: «Подписываюсь с любовью и одобрением». Роль Митрополита киевского в деле утверждения унии была настолько велика, что Папа вручил ему кардинальскую шапочку и титул «legatus de latere» (легат от ребра апостольского). Это был первый случай объединения в одной личности двух пастырских должностей – митрополита и кардинала. Исидору подчинялись отныне не только Киевская и Русская митрополии – его власть простиралась на всю Литву, Ливонию, Волынь, польскую Галичину, на все удельные восточнорусские княжества, находившиеся под властью Орды.

Исидор отправился в обратный путь, всюду агитируя за унию и призывая православных и католиков к совместным причастиям. Король Польши Владислав III Ягеллончик принял Исидора и позволил ему отслужить православную литургию в краковском костеле. Хотя, справедливости ради, стоит заметить: Владислав не признавал ни папу Евгения, ни антипапу Феликса, ни Флорентийскую унию. Литовский князь Казимир Ягеллончик (брат Владислава) прохладно отнесся к визиту Исидора, но многие православные князья – в том числе киевский князь Александр Владимирович, внук Ольгерда, устроили Исидору настоящие овации как своему законному митрополиту. Исидор не просто агитировал за унию – он насаживал ее силой. 60 епископов и 150 представителей духовенства были подвергнуты пыткам и силовому воздействию за отказ от решений Флорентийского собора – значительная часть из этих несчастных были жертвами фанатизма Исидора.

В марте 1441-го Исидор прибыл в Москву. Перед ним несли католический крест («крыж ляхский»). В Успенском соборе московского Кремля Исидор провел литургию, во время которой на первом месте поминал имя папы Евгения, а не константинопольского патриарха. Потом митрополит возвестил об унии и передал Василию Васильевичу грамоту папы Евгения с просьбой всячески содействовать Исидору.

Спустя несколько дней Исидор по приказу великого князя был схвачен и посажен под стражу в Чудовом монастыре Кремля. Василий назвал его «латинским ересным прелестником» и «волком в овечьей шкуре». Созванный Василием Собор Русской Церкви, куда прибыли шесть епископов (но исключительно из восточнорусских земель и столицы Орды Сарая – без участия епископов «литовских», то есть белорусских и украинских) и огромное количество представителей духовенства, признал Флорентийскую унию «ересью, противной Божественным правилам и Преданию». Кстати, православное духовенство до сих пор ориентируется на постановления Собора 1441-го, определяющие католическую веру как ересь. Интересно, что отобрав у Исидора статус митрополита Московского, Собор не смог лишить его статуса митрополита Киевского, Галицкого и всея Руси – за отсутствием на Соборе представителей этих земель. Исидор оставался номинальным Киевским митрополитом до 1458 года!

Так, Исидор был осужден как еретик. Василий Васильевич оказался перед сложным выбором: что же делать с митрополитом в дальнейшем? Казнить? Помиловать? Сослать в отдаленный монастырь? Он принимает решение о высылке Исидора за пределы Московского княжества – власть Василия и так была под угрозой, ему не хотелось предпринимать резких действий, чтобы не давать повода своим конкурентам использовать тот или иной шаг, предпринятый против высокого духовного лица. В сентябре 1441 года Исидор покидает Москву – вместе со своим учеником архимандритом Григорием.

Первоначально изгнанники прибыли в Тверь, где князь Борис Александрович приказывает их арестовать и посадить в темницу. Заточение длилось полгода, после чего Исидор и Григорий отправились в Литву. В Литве их ждало новое разочарование: великий князь Казимир признал Базельский собор и антипапу Феликса V. Посему Флорентийскую унию он осудил – и ее действие на Литовскую Русь не распространилось…

Кардинал Исидор отправляется в Рим, чтобы больше никогда не появляться на Руси.

В 1452-м к Константинополю подошли турки. Император Константин XII попросил Папу о помощи. Папа послал к нему в качестве посла кардинала Исидора – но с условием, что император должен подтвердить приверженность унии. В Константинополе Исидор отслужил литургию в Софийском соборе – с поминовением папы Николая V и униатского патриарха Григория Мамма. Однако часть духовенства во главе с монахом Геннадием Схоларием (будущим патриархом Геннадием II) устроили Исидору настоящую обструкцию. Справедливости ради стоит сказать, что даже признание унии не спасло императора Константина – его столица пала 29 мая 1453 года, сам император погиб.

После падения Константинополя Исидор попадает в плен к туркам. Но в последний момент ему удается переодеться рабом, а потом и выкупиться из неволи за несколько монет и уехать в Рим. Папа Пий II в 1458-м даровал ему титул патриарха Константинопольского (с этого момента Исидор перестал официально быть митрополитом Киевским и Галицким, а русская церковь обрела прецедент, когда ее предстоятель провозглашался Константинопольским патриархом). Исидор доживал свой век в Риме, осыпанный почестями и славой. Умер он по одним данным в 1463 году, по другим – в 1472-м в весьма и весьма преклонном возрасте.

Исидор был последним митрополитом, назначенным из Константинополя. Уже его преемник, Иона, назначался церковным собором непосредственно в Москве. Что касается Литвы и Украины, то в 1458 году по ходатайству Исидора новым митрополитом Киевским, Галицким и всея Руси был назначен Григорий Болгаринович – тот самый, бежавший из Москвы вместе с Исидором. В 40–50-х Григорий был настоятелем монастыря святого Димитрия – того самого, с которого начиналась карьера Исидора. Более того: великий князь Казимир в пику князю Василию признал Григория митрополитом! По иронии судьбы именно Григорий стал и могильщиком того проекта, что защищал Исидор – унии. В 1470-м он отказался от положений Флорентийского собора…

Исидор опередил время на полтора века. Он задумал и хотел воплотить проект, который возродился позже, в 1596 году. Но тогда уже были более подходящие условия, более благодатная почва. Детище митрополита Михаила Рогозы и епископа Ипатия Потия – грекокатолическая церковь – оказалось более жизнеспособным, хотя, возможно, менее амбициозным проектом, чем исидоровский. Но Исидор, в котором сосуществовали энергия, жажда деятельности, фанатическое желание объединить церковь, честолюбие, патриотизм и авантюризм, стал предтечей унии 1596 года и человеком, круто изменившим судьбу Восточной Европы в эпоху Средневековья.

По крайней мере, он заслуживает благодарной памяти.