Первые десятилетия своего существования трехэтажный дом, построенный в 1881-м по тогдашнему Крещатику, 43, представлял собой обычное доходное здание. Но вот в 1910-х годах группа молодых талантливых киевлян решила организовать на главной улице Киева (где и без того уже было в изобилии театров и кинотеатров) сценическое заведение нового типа. Его хотели назвать «Интимным» – в смысле камерности, тесной духовной связи с залом. Главными инициаторами были совсем еще мальчишки – будущий литератор Александр Дейч и будущий режиссер-модернист Николай Фореггер. Им удалось отыскать состоятельного человека с меценатскими наклонностями, согласившегося проспонсировать их начинание. На его деньги наняли и приспособили под сцену и зрительный зал обширное помещение на втором этаже дома №43.

Настал день первого спектакля. Постановщики и актеры приняли торжественный манифест, провозгласивший свободу театра от жажды наживы. Они подготовили несколько тщательно срежиссированных интеллектуальных одноактовых пьес. Но… коллектив «Интимного театра» не снискал успеха. Как публика, так и театральные рецензенты остались разочарованными. Они-то соблазнились названием театра, ожидая совсем иного зрелища – в духе пикантных эротических фарсов. А вместо этого им преподнесли какую-то заумь!

Как вспоминал потом Александр Дейч: «Самое неприятное было впереди. Наш хозяин, раздосадованный таким ходом событий, заявил, что он не для того строил театр, вложил большие деньги, чтобы здесь играли невесть какие мальчишки и девчонки, и не очень деликатно выставил нас с Фореггером, а заодно и со всей «труппой» за дверь. Мы поняли, что и для него, хоть и начинающего антрепренера, театр – все равно, что мелочная лавка или «купеческие бани». Дело, которому мы бескорыстно отдали столько сил, рухнуло для нас безвозвратно. Интимный театр превратился в шаблонный театр миниатюр».

Впрочем, и в такой ипостаси новый театр оказался связанным с несколькими яркими личностями. В период гражданской войны его зал предоставляли под различные зрелища и концерты. Благодаря этому в «Интимном театре» пел Александр Вертинский, выступал популярный эстрадный комический артист Владимир Хенкин, читал киевлянам свои произведения Иван Бунин, а Леонид Утесов выступил с концертом-пародией, предвосхищая Максима Галкина. Но теперь о месте этого заведения можно судить только по уцелевшим стареньким домам на нынешнем Крещатике, 27-а, которые раньше занимали второй ряд застройки по Крещатику, 43.

Был Интимный, стал Еврейский

В царские времена устройство постоянного еврейского театра в Киеве было невозможным, ведь город не входил в так называемую «черту оседлости», и пребывание в нем иудеев обставлялось сложными формальностями. А вот со времени падения монархии киевские зрители обрели возможность увидеть выступления многих еврейских творческих коллективов. К примеру, в 1922 году здесь обосновался театр «Кунст-Винкл» («Уголок искусств»). Но ему предоставили бывший манеж для роллеров, приспособленный до революции под оперетту. Играть здесь было неудобно и неуютно. И представители «Кунст-Винкл» обратились в коммунальные городские службы с просьбой дать театру более подходящую сцену. Они желали получить бывший Интимный театр, в котором в то время подвизалась сатирическая агитационная самодеятельность на злобу дня.

Город пошел навстречу еврейскому драматическому коллективу, и в 1926-м «Кунст-Винкл» переселился на Крещатик. А спустя два года его место занял вновь сформированный Киевский государственный еврейский театр. Он сразу стал в ряду ведущих театров Киева. В состав его труппы входили известные актеры – такие, как Д. Днепров и Л. Калманович. Успехи Киевского ГосЕТа позволили ему претендовать на дальнейшее улучшение своих условий. Было решено перестроить здание на Крещатике.
К 1932 году архитектор Иосиф Каракис подготовил проект нового театрального помещения на основе старого. Главный фасад был решен в лаконичных формах конструктивизма. Поверхность стены оживлялась лишь горельефной композицией и крупными буквами надписи на идиш: «Еврейский государственный театр». Проектная вместимость зала составляла 1050 мест.

Однако начатая реконструкция часто прерывалась, а в июле 1934-го вообще была законсервирована. Киев стал столицей Украины, Киевский ГосЕТ объединили с Харьковским, и власти принялись решать все по второму кругу. К тому же конструктивизм как стиль вышел из моды и подвергся осуждению.

В итоге архитектору Каракису пришлось в 1935 году составить еще один проект. На сей раз внешность здания была сделана подчеркнуто пышной: эффектный портик, капители с советской символикой, в нишах – скульптуры еврея и еврейки в национальной одежде, на венчающей башне-бельведере – две статуи, держащие щит с советским гербом. Зал был рассчитан уже на 1160 мест.

Но и этот проект остался неосуществленным. Автора задергали претензиями; в частности, велели предусмотреть в готовом проекте устройство изолированной правительственной ложи с отдельным входом и фойе (очевидно, реакция на недавнее убийство Кирова). В дальнейшем накатила волна репрессий, и стало не до строительства еврейского театра, коллектив которого все это время перебивался на случайной площадке.

Окончательным решением судьбы проекта стало принятое в 1940 году постановление Совнаркома УССР. В нем говорилось, что «фасадная стена отошла от вертикали, имеет трещины и угрожает завалиться на улицу Крещатик». Дальнейшая реконструкция была признана нерентабельной. Правительство предписало попросту разобрать неоконченное строение. А в следующем году началась война, и почти весь Крещатик сгорел. После войны к идее возведения еврейского театра в Киеве уже не возвращались…

Утесов в Киеве пародировал звезд
Из книги Леонида Утесова «Спасибо, сердце!»

«– Я был приглашен в Киев, в театр миниатюр, который носил название «Интимный». В Киев ехал с охотой – я никогда еще там не был. Пожил, походил, огляделся и решил, что Одесса все равно лучше.

Конечно, приходилось выступать и с прежним репертуаром, но я считал делом своей актерской чести постоянно обновлять программу, несмотря ни на какие события.

На этот раз я придумал себе номер, каких тогда еще ни у кого не было. Это был номер пародий и имитаций. Вспомнив свою способность изображать знакомых людей, я выбрал несколько наиболее ярких актерских имен и устроил «их» маленький концерт. Номер назывался «От Мамонта Дальского до Марии Ленской» и неожиданно имел большой успех.

Что же это был за номер?

Нет, я не просто передразнивал забавные черточки известных артистов, но старался схватить особенность их дарования, их исполнительской манеры – то, что в них нравилось мне самому и что будоражило воображение зрителя. Я, может быть, только чуть-чуть преувеличивал потрясающее трагическое глубокомыслие Мамонта Дальского, хитровато-простодушную манеру Владимира Хенкина, смачную выразительность Якова Южного в его греческих рассказах, а исполняя душещипательную песенку, старался передать блестящую шантанную манеру певицы Марии Ленской.

Эти шаржи были в полном смысле дружескими, я не допустил бы в них ни одной детали, ни одного слова, которые могли бы хоть как-то задеть обожаемых мною таких разных и таких великолепных – каждый в своем роде! – мастеров.

Исполнял я этот номер дней семь-восемь под аплодисменты и смех. «Счастливая» мысль сделать его своим пожизненным жанром не пришла мне тогда в голову. Но по закону сохранения материи и энергии в нашем мире ничего не пропадает. Эта мысль пришла (много позже) в другие головы, и они уже не захотели с ней расставаться».