Александр Александрович Глаголев родился в 1872 году в семье священника, в Тульской губернии. Там же он окончил Духовную семинарию, а далее вся его судьба была связана с нашим городом. Здесь он окончил Киевскую духовную академию и в 1898 году получил степень кандидата богословия. Спустя два года Александр Глаголев защитил в стенах своей альма-матер магистерскую диссертацию. Ее тема — «Ветхозаветное Библейское учение об ангелах». По свидетельству современников — труд выдающийся…

Как пишет директор научно-издательского объединения «Дух і літера» Константин Борисович Сигов: «Оправдание без вины осужденного человека (например, по фамилии Дрейфус или Бейлис) как исторически значимое, мировое событие — таков новый горизонт человечности, «просвет» на пороге ХХ века…

В открытие этого горизонта священник Александр Глаголев внес свою лепту: профессор-гебраист Киевской духовной академии стал свидетелем защиты Менделя Бейлиса. Избавление от клеветы ни в чем не повинного согражданина, киевского еврея, обрело правовую силу прецедента, обозначило предел беззаконию.

Подсудимый (как это случается и сегодня) пассивно-«бездеятельно» претерпевал то, что на протокольно-тюремном языке именуется «делом». Снятие ложных подозрений и облыжных обвинений, оправдание человека приобрело широкую огласку, но, по сути, только приоткрыло смысл того большого исторического дела, с которым связано глаголевское имя.

Прямой, «физический» смысл этой инициативы (еще не отчеканенный в правовых формулах) выразил отец Александр Глаголев, когда встал на пути погромщиков, шедших крушить подольские лавки. Тогда с ним вышли против бесчеловечности прихожане храма Николы Доброго, верные своему настоятелю и другу». 

В воспоминаниях о своем дедушке и одновременно крестном отце Александре Александровиче Глаголеве, Магдалина Алексеевна Глаголева-Пальян очень тепло отзывается об этом светлом человеке: «Истинное удовольствие для нас с братом наступало, когда дедушка приходил из церкви. Даже в мороз у него всегда были теплые руки. На лице — светлая улыбка…»

Жизненный подвиг семьи Глаголевых значителен. Отец Александр спасал от погромов евреев, как видим, добился оправдания Бейлиса, в тяжелые годы революции и в первые годы хозяйничанья новой безбожной власти не только не пал духом, но помогал обездоленным, хотя и сам подвергался репрессиям… Сын отца Александра — Алексей Александрович — Праведник мира, спас жизни десяткам евреев, оказавшихся в оккупированном немцами Киеве. Жена Алексея Александровича — Татьяна Павловна, по воспоминаниям ее дочери Магдалины Алексеевны, была человеком сострадательным и имела доброе сердце. «Когда в 1932—1933 гг. на улицах Киева умирали бежавшие из сел крестьяне, мама, чем могла, всегда старалась помочь им. Забирая нас с братом из детского сада и проходя через Житний базар, мама при виде толпы вокруг умирающей крестьянки или крестьянина старалась или мороженого дать в пересохший от голода и жары рот, или молока влить (велит купить или попросит у торговок, если денег не было). Если возле умершей матери оказывался ребенок, она возьмет его к нам домой, покормит, оставит на ночь. А на утро завезет в детский дом, так как от крестьян детей в детдом тогда не принимали». 

Несколько слов о судьбе жилища Глаголевых. Александр Александрович построил небольшой одноэтажный деревянный дом. Он имел палисадник и сад и примыкал к церкви святителя Николая Доброго по улице Покровской №6. Вокруг церкви росли деревья и высокие кусты сирени и жасмина. Рассказывали, что сирень в основном высаживали для букетов вокруг плащаницы. Когда цвела сирень, казалось, что все вокруг — сирень, потом цвел жасмин, и казалось, что все вокруг — жасмин. А перед самой церковью росли клены. (И дом этот, и сад, и величественный храм большевики ничтоже сумняшеся уничтожили, теперь здесь усадьба школы №100…) А дом был гостеприимен, в нем постоянно проживали лишившиеся крыши над головой друзья, знакомые, родственники Глаголевых и даже малознакомые люди, которые остро нуждались в жилье. Было это в период гонений на Церковь, борьбы с религиозным культом, интеллигенцией, старой культурой…

«Нашу семью, т. е. моих родителей и меня с братом, — вспоминала Магдалина Алексеевна Глаголева-Пальян, — выселили из этого дома, наверное, в 1930 году. Бабушка в это время находилась при смерти — у нее было тяжелейшее воспаление легких. Выселение их с дедушкой было приостановлено. Бабушка, когда приходила в сознание, просила привести детей, т. е. нас. Не желая огорчить ее, ей не говорили, что нас выселили. Наконец, бабушка поправилась. Как только она выздоровела, их выселили тоже, забрав дом под детский сад. Дедушка тогда поселился в клетушке, как он говорил, «келии», отбитой досками от притвора в церкви великомученицы Варвары (теплый храм при церкви Святого Николая Доброго в здании колокольни, которая сохранилась до нашего времени. — Авт.). Бабушка жила где придется. Ее прописала домовладелица на Кожемяцкой улице. Она уходила чаще всего ночевать к ним. 

У дедушки было много книг, и после выселения их перенесли к бабушкиному брату на Десятинный переулок возле Гончарной улицы. Там у него был коровник. Михаил Петрович (мамин брат) держал ферму, был профессором-ветеринаром, и когда коровник после революционных событий опустел, туда были снесены эти книги (и «Труды Духовной Академии» в бумажном переплете). Пол был там цементный, очень чисто. Позже к нам от дяди Михаила (бабушкиного брата) пришел дворник и сказал, что сын Михаила Петровича лишился квартиры. Валентин Михайлович, тоже ветеринар, был выселен из своей квартиры-дома на территории зоопарка, где он работал, и дядя поселил его сперва в свою квартиру, а после того, как книги убрали, переделали это помещение на жилище. Тогда папа с Горбовским, другом, всю ночь возили книги в нашу квартиру и рассовывали их под кровати, в гардеробе и повсюду, где только можно. 

Мы с папой, мамой и братом после выселения стали жить в глубоком сыром подвале на улице Кудрявской, затем переселились в старый двухэтажный дом по улице Дегтярной №24″.

В семье помнили о самом первом аресте Александра Глаголева. Это случилось в 1931 году. Полгода священника продержали в Лукьяновской тюрьме. Однако выпустили за отсутствием улик. Рассказывают, что однажды следователь, увлекшись разговором со священником, сказал ему: «Вы мне задали больше вопросов, чем я Вам». Причем, по словам Магдалины Алексеевны, «дедушка это делал не из-за скрытого желания войти в контакт со следователем, а просто из-за доброжелательного отношения к человеку вообще». 

Александр Глаголев никому не отказывал в помощи, по свидетельству близких и друзей, в любое время дня и ночи он спешил на помощь. Тут же оказывал и материальную помощь. Деньги, которые к нему приходили, он щедро раздавал, даже в другие города посылал. Александр Александрович был истинным бессребреником и христианином, никогда не впадал в менторский, назидательный тон. Многое прощал, очень снисходительно относился к людям, к их слабостям. Молитва его была настолько вдохновенной, что он буквально преображался, молясь. От лица его исходил какой-то свет. Люди, которые общались с ним, прихожане ощущали эту какую-то особую духовную силу… 

Очевидно, что карательная машина НКВД поставила своей задачей уничтожить самых умных, самых образованных и самых талантливых пастырей Церкви. В 1930-е годы в застенках тюрем, в колониях и на поселениях скончались десятки тысяч самых лучших представителей Церкви, тех, кого именуем мы «солью земли». 

В 1934 году власти начали разрушать храм Николы Доброго. За Глаголевым установили слежку. Александру Глаголеву, арестовав вторично в 1937 году, инкриминировали ни много ни мало, а «активное участие в антисоветской фашистской организации церковников». 

1937 год — не 1931-й… Никаких свиданий с родными и близкими, никаких ответов на любой вопрос о судьбе арестанта, которому, как стало известно уже в 1980-е годы, было определено «содержание под стражей в спецкорпусе киевской тюрьмы».

Вот что вспоминает Магдалина Алексеевна: «В 1937 году полностью сбылось предсказание Ф. М. Достоевского: «Если Бога нет — все дозволено». 17 октября 1937 года арестовали (17 ноября 1937 года расстреляли) священника Михаила Едлинского, друга дедушки, который служил в Набережно-Никольской церкви с дедушкой вплоть до ареста». А в ночь с 19 на 20 октября 1937 года, еще до рассвета, «черный ворон» подкатил к жилищу Александра Глаголева. «Мама, — продолжает Магдалина Алексеевна — по всем инстанциям ходила сама, всюду называя себя дочерью о. Александра Глаголева. С ночи записывалась на прием к следователю, прокурору. Выстаивала в очередях для посылки денег. Это тоже являлось тестом: если деньги в тюрьме принимают, значит, человек еще находится здесь, на месте. 

В конце ноября 1937 года, дождавшись своей очереди у следователя, мама услышала: 

— Он… умер. 

— Когда, как? 

— Разговор окончен. 

Мы пережили смерть дедушки. Ходили за утешением и заочным погребением к дедушкиному другу — архиепископу Антонию Абашидзе, жившему на Кловском спуске в маленькой хибарке. Он когда-то преподавал в Тифлисской семинарии и был учителем Сталина. Может быть, поэтому его не тронули». А далее появилась надежда. А вдруг священник жив? Ведь когда Татьяна Павловна попробовала передать деньги в тюрьму, их приняли. Затеплилась надежда. А вскоре по большому доверию ей сообщили о том, что Глаголев «скоро будет послан по этапу, можно передать теплые вещи». Вещи приняли… «Мама, — пишет Магдалина Глаголева-Пальян, — снова записывается к тому следователю, который сказал о дедушкиной смерти. Прием ведет другой. Отвечает: «Находится под следствием». 

— А когда принимает товарищ такой то? — (мама называет фамилию). 

— Он не работает. 

— Что, в отпуске? 

— Нет, он враг народа.

Папа ночами ходил на Лукьяновское кладбище. Из тюрьмы туда вывозили трупы в грузовиках, открывали борт машины и сбрасывали тела в общую могилу. Там папа предполагал узнать дедушку. Только в 1944 году в Москве маме ответили официально, что А. А. Глаголев умер 25.11.37 года от уремии и сердечной недостаточности. Так служба НКВД всячески пыталась скрыть следы своего преступления». 

Позднее, чтобы смягчить следы злодеяния, уже КГБ что-то дописывал к сфабрикованному делу, однако «нитки оказались белыми».

Согласно материалам «дела», в тюрьме А. А. Глаголев встретил необыкновенно «гуманное отношение», его «заботливо» поместили в тюремную больницу, где он через 36 дней после ареста скончался от болезни, которой у него никогда раньше не было: от почечной и сердечной недостаточности. 

В «деле» Александра Александровича Глаголева почти ничего нет: 

1. Нет ни одного обвинения людей, по показаниям которых он был арестован. 

2. Нет имен обвинителей, а ведь они должны были быть, если о. Александр был членом «организации». 

3. Нет очных ставок с членами этой «организации» или с обвинителями. 

4. Главное — нет ни одного протокола допроса. 

А допросы были. Свидетель этому вернувшийся в 1946 году в Киев из ссылки священник Кондрат Кравченко, который сидел в Лукьяновской тюрьме в 1937 году вместе с Александром Глаголевым. 

Со слов о. Кондрата, в тюрьме у некоторых следователей была следующая «методика допросов»: ночью допрашиваемых заставляли часами стоять в очень неудобном положении с запрокинутой головой. Сам отец Кондрат подвергался дважды таким допросам, а отца Александра Глаголева, по его словам, допрашивали таким образом 18 раз, отчего о. Кондрат характеризует о. Александра Глаголева не как просто мученика, а великомученика!

5. В «деле» нет ни одной справки, когда и чем заболел А. А. Глаголев, когда его поместили в больницу, кто был его лечащим врачом. Есть только справка о смерти в больнице. 

6. Нет ни одной записки, подписанной о. Александром. Только никем не подписанные черновики. В них он описывает свой день до ареста. Он служил в церкви ежедневно утром и вечером. Во время короткого дневного отдыха читал книги (работал). Вечером после церкви чтение молитвенного священнического правила, занимавшего часть ночи. Поражает его удивительная работоспособность. Чтобы вести такой образ жизни, нужно было быть достаточно здоровым человеком. В тюрьму он пошел своими ногами и вдруг через 36 дней «умер», не будучи осужден… Что ж, подлинная причина смерти, хотя и становится очевидной, все же пока не установлена… 

Отец Александр Александрович Глаголев оставил по себе добрую память. И мы тоже можем гордиться нашим великим киевлянином. В Иерусалиме Праведниками мира провозглашены его сын — священник Алексей Александрович Голубев, матушка Татьяна Павловна, их дети — Магдалина Алексеевна и Николай Алексеевич Глаголевы. Вечная им память!

В статье использованы документальные источники из книги «Купина Неопалимая», вышедшей в 2002 году по благословению Блаженнейшего Владимира, Митрополита Киевского и всея Украины, в издательстве «ДУХ І ЛІТЕРА».