То, что сегодня запросто останавливаются и разворовываются некогда процветающие предприятия, уже никого не удивляет. Какие-то супермаркеты и оптовые склады, выросшие на местах бывших ведущих предприятий, тоже воспринимаются как примета времени… А ведь когда-то, в послевоенные годы, эта вся промышленность восстанавливалась по крупицам.

В сороковые годы даже существовало специальное управление Совета народных комиссаров УССР, задачей которого были поиск и возвращение в Украину вывезенных во время оккупации культурных и промышленных ценностей. Об особенностях работы этих «охотников за краденным» известно мало, и тем более корреспонденту «Газеты по-киевски» было интересно познакомиться с одним из сотрудников этого управления Геннадием Киркевичем.

Девяностодвухлетний Геннадий Андреевич – киевлянин в нескольких поколениях. Он родился и жил на Крещатике. Его родной дом, правда, был разрушен в результате пожара, бушевавшего в центре Киева в первые дни оккупации. Сейчас аккурат на месте бывшего отчего дома моего собеседника находится здание Киевской горадминистрации.

– Новому поколению трудно представить себе ту разруху, которая царила в послевоенной Украине, – говорит Геннадий Киркевич, – Здесь не оставалось практически ничего. Часть оборудования была при отступлении эвакуирована на восток, другая была вывезена оккупантами на запад. Кстати, много техники, вывезенной вглубь Советского Союза, так и не вернулось назад: было признано более рациональным оставить эвакуированные из Украины предприятия в Сибири и Средней Азии. Там же, кстати, осело и много специалистов.

С продвижением войск на запад, возникла необходимость как-то заняться возвращением того, что было увезено с нашей территории. Поэтому в военные советы фронтов направлялись специалисты – искать награбленные культурные и материальные ценности. Я, например, от имени наркомата местной промышленности, был командирован разыскивать вывезенное отсюда заводское оборудование.

Разумеется, никакого единого реестра награбленного добра не было, украинские предприятия грабили не только немцы, но и венгры, и румыны. Некоторые вещи находились в самых неожиданных местах, например, киевские троллейбусы удивительным образом отыскались в Бреслау, так немцы называли Познань.

– А как вы вообще попали на такую странную должность?

– Я принимал участие в боевых действиях с первых дней войны, под Каховкой был ранен, лечился в Саратове, после выздоровления был признан только условно годным к боевой службе. Таким образом, я оказался перед выбором: или идти на штабную работу, или помочь восстанавливать мой уже освобожденный к тому времени город.

Я выбрал второе, к тому же специалистов с высшим образованием, как у меня, было совсем немного. Так я и попал в Совнарком (через несколько лет он был переименован в Совет министров). Хозяйство освобожденных земель было в жутком состоянии, поэтому Председатель Совнаркома Украины Никита Хрущев в феврале 1945 года принял решение о поиске, выявлении и отправке на Украину всего того, что из нее было вывезено.

Всего таких, как я, оказалось несколько десятков человек. Мы были посланы в зоны деятельности разных фронтов. Меня отправили на 1-й Белорусский фронт, которым командовал в то время Георгий Жуков. Кстати, в разговоре с Никитой Сергеевичем Георгий Константинович сказал, что хотел бы попробовать киевского пива. Желание военачальника было законом, поэтому кроме командировочных документов к начальнику фронта я вез с собой из Киева два ящика украинского пива.

То, что оккупанты вывозили из Украины все, вплоть до чернозема, мы знаем. Но все-таки больше всего их интересовали станки, оборудование, всевозможная техника. Ее мы возвращали не поштучно – целыми железнодорожными составами.

– Немцы не пробовали что-то спрятать? Не отдавать?

– Немцы в 1944-45-м годах, да еще и на занятой нашими войсками территории, находились в подавленном состоянии, да и какое сопротивление они могли оказывать? В основном в их городах оставались дети, женщины, инвалиды. Хотя был и такой странный случай, когда мы обнаружили действующий завод силовых приборов, вывезенный из Украины, который уже успел купить какой-то оборотистый немецкий предприниматель.

Причем новый хозяин сразу же заговорил с членами комиссии по возвращению материальных ценностей деловым языком. Он, конечно, понимал, что оборудование краденное, но очень просил его оставить в Германии, обещая выплатить со временем стоимость всего завода продукцией.

Но завод запаковали в контейнеры и вывезли в Украину. Немцы вообще очень любили наше электрооборудование. Мы иногда обнаруживали в занятых городах целые эшелоны с аккуратно запакованными электромоторами, трансформаторами. Такими же эшелонами, не вскрывая упаковки, мы отправляли всю эту технику назад. И за счет возвращенного оборудования поднимались целые крупные предприятия: тот же «Арсенал» или «Ленинская кузница». Хотя не всегда оборудование шло на то предприятие, с которого было вывезено.

– Почему так происходило?

– Распределением занимался Госплан. Именно он вел окончательный учет возвращенной техники и распределял е согласно заявкам, которые поступали из других наркоматов.

– В своей работе вам приходилось встречаться с Хрущевым, как вы оцениваете этого человека?

– Во всяком случае, и Никита Хрущев, и сменивший его потом Демьян Коротченко доводили дело до конца, чего зачастую не могут нынешние хозяйственники. Тогда умели и поставить задачу, и контролировать ее выполнение от начала и до самого завершения строительства.

– А как сложилась ваша судьба после расформирования управления по возвращению награбленных ценностей?

– Управление просуществовало всего два года, а затем я двадцать лет работал в газовой отрасли, защитил диссертацию, строил первый газопровод в Киев, представлял Украину в Комитете по газу Европейской комиссии ООН в Женеве. Кроме того, принимал участие в строительстве тех самых подземных газохранилищ, о которых мы сегодня так часто слышим во время украинско-российских газовых перебранок. Посылал свои замечания по поводу улучшения газодобычи и в сегодняшний Кабинет министров, откуда получил письмо с уверениями, что мои предложения будут приняты.