«Я чуть ли не в каждом жесте, выражении лица, интонациях Маргариты Криницыной и Олега Борисова вижу отца, — говорит Михаил Иванов, — потому как знаю этих актеров и то, что эти движения и мимика не были им присущи, но я каждый день мог видеть их у отца…»

 

«Тетрадь, подаренную отцу Александром Довженко, мы после войны в старых окопах так и не откопали. И слава Богу…»

— Я помню отца с февраля 1943-го, — рассказывает Михаил Иванов. — Мне тогда еще не исполнилось и четырех лет, мы с мамой жили в эвакуации. И когда в квартиру вдруг вошел большой такой дядька-военный, я понял, что это отец.

Оказывается, отличившимся офицерам и бойцам даже во время войны иногда в качестве дополнения к награде командование давало десять суток отпуска. А тогда, в начале февраля, в Сталинграде состоялся парад, посвященный разгрому врага на Волге, и папу отпустили.

Помню, как у меня потекли слюнки, когда комната наполнилась запахом горячей картошки с тушенкой, которую привез с фронта папа. Я впервые тогда узнал вкус мяса. Но больше всего, пожалуй, мне понравились кисло-сладкие таблетки — трофейные витамины. Конфет мы тогда тоже не знали.

Еще до войны отец познакомился с Александром Довженко. В Киеве на киностудии Александр Петрович вел школу режиссеров, которую посещал отец.

На фронт его взяли не сразу — у него была бронь. Кинематографисты выпускали так называемые боевые киносборники — короткометражные художественные и документальные фильмы о героизме воинов. В первые годы войны большим успехом пользовался папин фильм «Три танкиста», в котором снялись Петр Алейников, Борис Андреев и Марк Бернес.

Отправляясь в действующую армию военным корреспондентом, Довженко звал отца с собой. Отец отказался: «Ну что я буду при Александре Петровиче ординарцем!» Позже сам начал рваться на фронт: «Вон Довженко воюет!» И вскоре ушел добровольцем. А перед этим во время одной из встреч Александр Петрович подарил отцу большую записную книжку, чтобы на фронте делать записи, которые могли потом пригодиться. Фронтовая профессия у него была редкая — командир роты огнеметчиков. Их называли смертниками.

Осенью 1943 года во время боев на Букринском плацдарме под селом Балыко-Щучинка взрывом мины отца засыпало в окопе. Там бы он и остался. Кто-то случайно заметил торчащие из-под земли сапоги…

Раненного и контуженного офицера вытащили. А планшетка с подаренной Довженко записной книжкой покоится где-то там до сих пор.

Лет через двадцать пять после войны мы с папой приехали в те места напротив Переяслава. Он даже узнал свои полузасыпанные и заросшие травой окопы. Попросили у местных дачников лопату. Я начал копать. В песке показались ржавые стреляные гильзы, целые патроны… И отец велел прекратить. Теперь я думаю, что слава Богу. Ведь можно было наткнуться и на гранату…

Кстати, осенью сорок третьего, оклемавшись, отец освобождал Киев, причем родную киностудию! И даже из нашего дома напротив киностудии выкуривал фашистов! Потом ночевал со своими бойцами в нашей разграбленной квартире.

Под конец войны отца вновь тяжело ранило. Его комиссовали из армии, дали инвалидность. И он возвратился на студию. Нашу квартиру заняли какие-то прохиндеи. Студией руководили другие люди. Ему сказали, что ассистенты режиссера, да еще инвалиды, не нужны. Пришлось зарабатывать на кусок хлеба в других местах. Работал начальником сценарного отдела, писал детские книжечки. Кстати, членом Союза писателей отец стал раньше, чем членом Союза кинематографистов. А свой первый серьезный фильм снял в 46 лет.

Отец переписывался с Довженко. А во время приездов из Москвы в Киев Александр Петрович и его жена Юлия Ипполитовна Солнцева бывали у нас дома.

Однажды Довженко поехал в Новую Каховку, где строилась знаменитая ГЭС, готовиться снимать свою «Поэму о море». Никого с собой не взял, только Иванова. Сценария никакого не было. Отец предложил простой сюжетный ход: село на берегу Днепра должны затопить водами искусственного моря, и всем выходцам, живущим в разных уголках страны, рассылаются письма с предложением приехать и попрощаться. Люди съезжаются. В их судьбах — судьба Родины.

Довженко идея понравилась, он предложил Иванову стать соавтором сценария. Отец, наверное, из скромности отказался. Там, в Каховке, они отметили 60-летие Александра Петровича.

Иванова приглашал к себе на «Мосфильм» знаменитый режиссер Иван Пырьев. Там работал и Александров, который в свое время был ассистентом у Сергея Эйзенштейна, и тоже как-то помог бы устроиться. Но… все-таки Киев, все-таки Украина, подумал отец и остался.

Взялся осваивать украинскую классику: «Сто тысяч», «Шельменко-денщик»… Там снимались, если помните, потрясающие артисты! Гнат Юра, Дмитрий Милютенко, Михаил Покотило… Началась совместная работа с Миколой Федоровичем Яковченко, другими корифеями…

Потом по собственному сценарию Иванов снял фильм «Олекса Довбуш». Его недавно показывали на каком-то телеканале. Вполне можно смотреть и сейчас.

Ну а о комедии «За двумя зайцами», вернее о Криницыной и Борисове, уже столько писали. Многие с горечью говорят: фильм стал народным, а ему при жизни отца никакой премии так и не дали. Только после смерти фильму присудили премию имени Довженко…

 

«К концу учебного года Эйзенштейн велел всех разогнать, а отца и еще одного студента взял к себе»

— Судьба не была благосклонна к отцу с детства, — продолжает Михаил Викторович Иванов. — Мой дед, его папа, работал фельдшером в Казатине. В 1919 году, во время гражданской, на Виннитчине разразилась эпидемия тифа. Спасая больных, дед сам заразился.

Бабуля осталась с тремя детьми. Так что было тяжеловато. Отец не очень любил вспоминать, как ему с тринадцати лет пришлось зарабатывать на кусок хлеба. Люди того поколения больше жили будущим, надеждами. У них были молодость, вера… Во время учебы в Бердичеве в профтехшколе папа был заядлым футболистом, их команда часто сражалась с командой из дислоцировавшейся там дивизии Котовского.

В итоге отец выучился на машиниста паровоза. Водил поезда по маршруту Вязьма-Москва. Тогда, к началу тридцатых годов, в стране создавалась новая советская интеллигенция. И хлопцам-пролетариям давали направления в вузы. Отца направляли в Москву, в химико-технологический институт. Но он поступил во ВГИК. На режиссерский.

Многие его сокурсники не горели желанием учиться. А ведь режиссура — профессия особая, требующая знаний, эрудиции. К концу учебного года преподаватели-экзаменаторы, среди них был Сергей Михайлович Эйзенштейн, с ужасом обнаружили, что студенты не блещут знаниями. И пришли к выводу, что полезнее всего будет их всех разогнать.

«А вот этих двоих я бы взял себе на курс…» — указал Эйзенштейн на отца и еще одного студента. Но его курс был старше. И этим двум Сергей Михайлович поставил условие: возьму, если за лето выучите программу второго курса. Хлопцам пришлось поднапрячься. Зато учились у Эйзенштейна.

 

«Иванов нередко брал торт и шел уговаривать Параджанова «не болтать»

— Своей карпатской романтикой и колоритом фильм «Олекса Довбуш» пленил приехавшего недавно в Украину, еще не знавшего ее Сергея Параджанова, — продолжает мой собеседник. — Можно сказать, что именно Иванов открыл Параджанову и другим кинематографистам дорогу в Карпаты. И еще до своих знаменитых «Теней забытых предков» Параджанов снял там (я работал у него практикантом) фильмы «Украинская рапсодия» и «Цветок на камне».

Отец дружил с Сергеем Иосифовичем. Они обращались друг к другу на ты. Параджанов был милейшим, добрейшим человеком. Совершенно бесхитростным, наивным, как ребенок. Никакой антисоветчины у него в душе не было, чуть ли не все выступления начинал словами: «Я — советский режиссер…» Просто он всегда искренне говорил то, что думал.

Более битый жизнью отец видел, что добром это не кончится, брал торт и шел уговаривать Сережу «меньше болтать». «Вай, харашьо, дарагой! Буду нем, как фарел в Тысе!» — клятвенно обещал после бутылки армянского коньяка Параджанов. А на следующий день брался за свое. Хотя, подчеркиваю, ничего такого, что можно было бы подвести под понятие антисоветчина или диссидентство, в его речах я никогда не слышал.

Сережа, как называл его отец, любил женщин. Да вы бы видели его юную жену! Красавица!

Суд над Параджановым был закрытым. Так тяжелее, практически невозможно опровергнуть предъявляемые обвинения.

Отец очень переживал, возмущался. Ему намекали: смотри, будет плохо не только тебе. И нередко то, что летело в отца, рикошетило в меня. Но если я понимал, что у меня еще есть время впереди, то страшно обидно было, что отцу, человеку уже в возрасте, талантливому режиссеру, начальство не давало работать, потому что он не умел прогибаться, не желал делать «нужники» — конъюнктурные фильмы, на которых студия Довженко, собственно говоря, крепко испортила себе репутацию.

А ведь к Иванову обратились, когда однажды горел годовой план. В случае его невыполнения студия в следующем году переводилась в низшую категорию со всеми вытекающими отсюда последствиями: уменьшались финансирование, зарплата… Из слабенького сценария о ракетчиках-зенитчиках и получился хороший фильм «Ключи от неба». Его тоже и сейчас показывают!

— С кем дружил Виктор Михайлович, кроме Довженко и Параджанова?

— Да со многими… С Юлией Ипполитовной Солнцевой, писателем Василем Земляком… Марк Семенович Донской бывал у нас дома. Петр Петрович Вершигора — Герой Советского Союза, бывший командир партизанского соединения имени Сидора Ковпака… Он ведь до войны был глубоко штатским человеком, кинорежиссером. А у Ковпака стал начальником разведки, а потом и его самого сменил.

После войны именно отец заставил Вершигору написать прекрасную книгу «Люди с чистой совестью».

— А что за история с портфелем, найденным Ивановым возле памятника Довженко?

— О-о… Да, однажды отец, проходя по территории студии мимо бюста Александру Петровичу, заметил в кустах толстую кожаную папку — такие были у творческих работников. Туда помещался, скажем, сценарий. Отец открыл папку и обомлел, увидев пачки денег, а также так называемые лимитные книжки с квитанциями — идете в банк, проставляете на них сумму и получаете наличные. Хватило бы не на одну «Волгу».

Что делать? Где искать хозяина? Отец пошел сначала к диспетчеру. Потом как режиссер и сценарист подумал, что может произойти с человеком, потерявшим такое богатство, и направился в медпункт. Угадал! Там приводили в чувство хозяина папки. Увидев ее, он снова чуть не грохнулся в обморок.

В то время на студию очень часто приходили разные экскурсии. Поглядеть, как снимается кино. А снималось в те годы оно постоянно — если не на студийном озере, то в саду или в павильонах… Сразу несколько групп работали. Было что посмотреть!

Потом по традиции все экскурсанты фотографировались на память возле бюста Довженко. Среди них оказался и человек с папкой. И когда выстраивались перед объективом, фотографу она не понравилась, портила кадр: «Ну что вы, уважаемый, с таким деловым видом, положите в стороночку!» Бедняга, ошалевший от впечатлений, повиновался. А после забыл о папке. Потом с перепугу не мог вспомнить, где оставил.

Я вряд ли удержался бы от соблазна. А вот отец… На его «Москвиче» ездило полстудии. Всем давал ключи или запаску для поездки в Крым. А сам ездил без запаски. Когда его не стало, среди бумаг я нашел длиннейший список тех, кому он давал деньги в долг. Только возле двух фамилий стояла отметка «вернул».

И умер отец рановато, в 73 года, хотя выглядел моложаво. Сердце поизносилось. Лежал в стационаре с инфарктом. Накануне Дня медицинского работника папе стало плохо, а в больнице вырубили свет. И было невозможно прокипятить шприц на электроплитке…