И в самом деле, к чему было поднимать такую тему, допустим, гражданам Подола?! Они жили своей жизнью. Столичные порядки их не прельщали, поскольку граждане «Киевской магдебургии» обладали бόльшими привилегиями и правами, чем простые петербуржцы. В том числе, правом выбирать «вольной подачей голосов» правителя города (войта) и все городское начальство. Они могли не служить в армии, бесплатно лечиться в городской больнице и т.д.

Чемоданные настроения возникали в среде высшей имперской бюрократии и были связаны с её служебными делами и интересами. Примечательно, что в мирное время разговоры о новой столице прекращались и вновь оживали в дни подготовки к очередной войне с Османской империей. Внимание правительства сосредотачивалось тогда на южных регионах страны. Высшие сановники начинали  сетовать на удаленность столицы от театра военных действий и мечтали о Киеве, откуда рукой подать до любой горячей точки на юге. Так рождались эти разговоры о новой столице, максимально приближенной к театру военных действий. Никакого другого источника не было и не могло быть.

Петербургские прожектеры не обращали никакого внимания на то, что Киев пребывал под властью гетманов и что в нем испокон веков был свой уклад жизни, сильно отличавшийся от порядков в исконных русских городах. Русский язык киевляне знали кое-как и общались на украинском и польском. На роль новой, «третьей столицы» Киев явно не годился. Тем не менее чуждые киевлянам разговоры про переезд двора не прекращались. Временами они стихали, но накануне каждой новой турецкой кампании возникали вновь.

О переселении столицы особенно упорно говорили в Петербурге в эпоху походов фельдмаршала Миниха на Крым, когда русская армия остро ощутила недостатки тылового снабжения и руководства из центра, расположенного за тысячи верст от театра военных действий. Уже тогда были предприняты некоторые попытки приспособить древнюю столицу «Малороссии» к «южным делам» империи. Предприимчивый фельдмаршал, как писал М. Берлинский, сделал Киев «проездным местом всех воинских тягостей [грузов] и припасов, влекомых как сушею, так и Днепром вниз к армии». Он построил здесь цейхгаузы и пороховые погреба, инженерный и артиллерийский дворы, армейские лазареты и бани. Однако одолеть Порту ему не удалось. Тыл приблизился к армии, но правительственные учреждения по-прежнему оставались в Петербурге и сноситься с ними из Киева было весьма затруднительно.

Через некоторое время, уже при Елизавете, в Петербурге вновь заговорили о Черном море и что русскому правительству для пользы дела было бы лучше оставить берега Невы и перебраться на юг. 25 августа 1744 г. на разведку места будущей резиденции прибыла сама императрица Елизавета Петровна и оставалась в Киеве две недели. Официально это делалось под предлогом богомолья и знакомства царицы с украинскими родственниками её морганатического супруга Алексея Разумовского.

Во время августейшего визита были составлены планы строительства будущей столицы, и даже начались работы по их осуществлению. Первый камень в основание дворцовой Андреевской церкви был положен 9 сентября 1744 г. самой Елизаветой Петровной. В церемонии участвовали все андреевские кавалеры двора: граф А. Разумовский, обершталмейстер князь Куракин, граф обермаршал Шепелев и др.

Тогда же заложили царский дворец с огромным парком.

Мариинский дворец. Старинная фотография

Постройки эти находились далеко друг от друга. И вряд ли церковь на Андреевской горе в Старом Городе могла быть домовою для дворца на Липках. Очевидно, где-то возле неё, на старых валах над Подолом, планировался еще один императорский дворец, а уже выстроенный Растрелли мог служить загородной резиденцией.

Каких-либо чертежей центра и окраин новой столицы не было. Дальше разговоров дело не шло. Да и разговоры были разные.

В Киеве ходили слухи, что царскую резиденцию и правительственный центр предполагалось возвести не в Старом Городе, а на теперешних Липках. Огромный пустырь перед растреллиевским дворцом долго не застраивался якобы потому, что место это предназначалось для размещения Сената и Синода. Далее, за «Перешейком» (за Кловским оврагом в районе Московской ул.), предполагалось разместить Академию и университет. (Последний появился почти через 100 лет недалеко от намеченного места, на территории теперешнего Мариинского парка, в доме отставного капитана И. Корта перед «Перешейком».) Роль киевской Александро-Невской лавры отводилась древнему урочищу Клову, где печерская братия начала уже строительство дворца с парком.

В начале 1787 года, когда уже полным ходом шла подготовка к решающей схватке с Турцией, Киев навестила императрица Екатерина II. Она выехала из Царского Села по санной дороге, при 20-градусном морозе, не дожидаясь весны.

Екатерина II в дорожном костюме. Карандашный рисунок Ф. Шубина с натуры. 1794 г.

Такая спешка возникла не случайно. Как полагал историк Владимир Щербина (1850-1936), «среди её соратников была мысль перенести в Киев столицу державы, но царица не сочувствовала этой идее: её больше привлекала любимая Потемкиным Новороссия». Решить этот спор можно было лишь на месте и в присутствии всех его участников. Ждать подходящей погоды для путешествия уже не было времени. Война должна была начаться в скором времени. Поэтому выезжать пришлось в лютый мороз.

Кроме всего прочего, под прикрытием поездки императрицы решались и некоторые чисто тактические задачи. «Предпринимаемое нами путешествие, — писала она в рескрипте к князю Потемкину, — доставляет случай весьма благовидный к сокрытию до времени прямых [подлинных] причин движения войск наших. Вы уже имеете повеление наше о собрании войск наших, дабы мы могли [использовать] большую часть оных».

Прибыв на место, Екатерина принялась внимательно осматривать Киев. Вместе с нею приехала часть двора, министры и послы европейских держав. Она хотела знать, нравится ли им Киев, его природа, население, местный образ жизни. Для решения вопроса все это имело огромное значение.

В мемуарах французского посланника графа Л. Сегюра сохранился рассказ о том, как императрица опрашивала дипломатов по этому поводу.

– «Как нравится вам Киев? – спросила она у [австрийского посла] графа Кобенцеля.

– Государыня, – воскликнул граф с выражением восторга, – это самый дивный, самый величественный, самый великолепный город, какой я когда-либо видел».

Этого, собственно, и следовало ожидать, поскольку Кобенцель принимал участие в планах совместных действий России и Австрии против Турции.

Автор записок, граф Сегюр, также догадывался о смысле вопроса и отвечал туманно, но многозначительно:

– «Киев представляет собою воспоминание и надежды великого города».

(Проще говоря, город был столицей великой державы и может снова стать ею.)

Спектакль испортил английский посол Фитц-Герберт.

– «Если сказать правду, – угрюмо изрек он, – так это незавидное место, видишь только развалины да избушки».

Императрица знала о недовольстве Англии её восточной политикой. Поэтому в ответе Фитц-Герберта она не услышала ничего нового. В конце концов, сарказм англичанина также говорил в пользу «третьей столицы».

Обобщенный образ руин древнерусской столицы. Рисунок А. ван Вестфельда, 1651 г.

На этом императрица не успокоилась. Продолжая примериваться к городу, она устроила настоящий парад народов. Тот же Сегюр пишет, что Киев 1787 г. представлял собою необычайное зрелище. Из скромного и пустынного города он превратился вдруг в роскошную столицу никому неведомого государства. Перед приезжими представал «великолепный двор, победоносная императрица, богатая и воинственная аристократия, князья и вельможи, гордые и роскошные, купцы в длинных кафтанах, с огромными бородами, офицеры в разных мундирах; знаменитые донские казаки в богатом азиатском наряде и которых длинные пики, отвагу и удальство Европа узнала недавно, татары, некогда владыки России, теперь подданные женщины и христианки, князь грузинский, повергший к трону Екатерины дань Фазиса и Колхиды, несколько послов от бесчисленных орд киргизов, народа кочевого, воинственного, часто побеждаемого, но никогда еще не покоренного, наконец, дикие калмыки, настоящее подобие гуннов, своим безобразием некогда наводивших ужас на Европу вместе с грозным мечом их жестокого владыки – Атиллы. Весь Восток собрался здесь, чтобы увидеть новую Семирамиду, собирающую дань удивления всех монархов Запада. Это было какое-то волшебное зрелище».

Эта статья опубликована в книге Анатолия Макарова «Были и небылицы старого Киева»