А приоркские пацаны называли Валю Кристером по фамилии его деда. Старые люди его еще помнили и отзывались о нем по-доброму. Вместе с матерью Лидией Юлиевной и маленькой сестричкой Лелей жил Валя в поселке Шевченко в плотно заселенном старом двухэтажном доме, который прижимался к крутому холму.

За пару недель до Октябрьских праздников и перед Новым годом Олийник-Кристер прекращал посещать школу. Педагоги это воспринимали спокойно: Валя в учебе никогда не отставал. Тем временем перед праздниками мать и сын напряженно работали: клеили эскадры бумажных крейсеров «Аврора», изготовляли Дедов Морозов с румяными лицами из папье-маше, в красных ватных тулупах, на которых сказочно мерцали снежинки из слюды. Лидия Юлиевна когда-то училась в художественной студии Анны Крюгер-Праховой и Александра Мурашко, до войны работала воспитательницей детского сада. Именно для таких учреждений изготавливались те игрушки, давая семье какие-то приработки.

Гряда холмов отделяла поселок Шевченко и территорию в прошлом дачи известного полиграфиста Стефана Кульженко-Кинь-Грусть от еще незастроенных Ветряных Гор. Самый высокий холм называли «Горка Кристера». На его куполе лежала темная мраморная плита — остаток ранее разграбленного фамильного склепа. Под ней были погребены дед Вали — Юлиус Кристер и прадед моего одноклассника — Вильгельм — тоже покоился в том природном кургане.

Фамилия Кристер тускло светилась золотом на полированной поверхности памятника. На склоне этого холма, обращенном к Приорке, доживал свой век старый дуплистый сад. Принадлежал он техникуму резиновой промышленности, что, как и государственное цветоводство, — предшественник нынешней «Троянды», — размещалось на территории бывшей усадьбы Кристера.

В сороковые годы прошло-

го столетия в небольшое местечко Хабно, тогда Радомышльского уезда Киевской губернии, по приглашению хозяина суконной фабрики князя Радзивилла из Южной Саксонии приехал опытный ткач Вильгельм Готлиб Кристер. «Окраина этого местечка скучная и однообразная: кроме сыпучего песка с одной стороны и почти всегда затянутых туманом лугов — с другой, ничего больше не видно. Но в середине местечко производит весьма приятное впечатление: все улицы прямые и широкие, застроенные аккуратными домиками, а подле них — небольшие садики и цветники. Между ними возвышаются две православные церкви, костел и красивое двухэтажное здание суконной фабрики, коей Хабно и обязано большей частью своего благоустройства», — несколько позже отмечал в своем фундаментальном «Статистическом описании Киевской губернии» статский советник сенатор Иван Фундуклей.

Уездное местечко, в советское время переименованное на Кагановичи, затем Полесское, по составу своего населения было пестрым и в национальном отношении неоднородным, как и обслуживающий фабрику персонал, где работало семь иностранцев, в том числе и Вильгельм Кристер. Три тысячи штук разного сукна, ценою от полутора до четырех с половиной рублей серебром за аршин ежегодно изготавливали в самом красивом здании Хабно — на фабрике князя Радзивилла, а Вильгельм Кристер получал за свою работу жалование, общая сумма которого составляла за двенадцать месяцев шесть тысяч пятьсот рублей серебром. Заработки у мастера были достаточно высоки, и это, да еще бережливость, позволили собрать капитал. С деньгами уже можно было возвращаться на родину и открыть там свое дело.

Жизнь сорокалетнего саксонца тем временем повернула в новое русло. В Хабно жена Кристера Мария родила ему первенца — сына Юлиуса. Нежно поскрипывала новенькая, плетенная из пахнущей лугами лозы колыбелька, в ней сладко спал лобастый малыш, о будущем которого думал отец.

После долгих размышлений он решил круто изменить свою судьбу, взяться за ремесло, которое привлекало его давно и особенно за годы жизни в Украине. Мастер-ткач решил стать мастером садоводства. В те годы на Киевщине работало около сотни подданных иностранных держав. «Большая часть иностранцев, проживающих в губернии, — писал Иван Фундуклей, — люди полезные, которые добывают себе пропитание и прибыль производительным трудом и способствуют своими специальными знаниями к развитию…»

Более чем за сто верст от Хабно в предместье Киева Приорке Вильгельм Кристер приобретает усадьбу — 38 десятин. Часть хутора была под садом, остальное — лес. Его предстояло вырубить и превратить в сады и плантации. У многих они будут вызывать удивление и восторг.

Он заказывает посадочный материал в Риге. Результаты неутешительны: в климате затянутой облаками Прибалтики деревья, очевидно, чувствовали себя лучше, чем на Киевщине. Выписывает саженцы из Бельгии от прославленной фирмы «Крелляже и сын», из Рейтлингского помологического института…

Идут годы. Такого разнообразия фруктов лучших сортов Европы, как у него, нет не только в Киевской губернии, а, возможно, и во всей империи.

Вильгельм Кристер сам разрушил свою монополию: в возрастающих количествах он выращивает посадочный материал для собственных нужд и для продажи.

Приоркской усадьбы уже недостаточно. Берет в аренду землю в селе Фузиковка по Житомирской дороге и на двадцати десятинах закладывает питомник. За тридцать верст от Киева в селе Демидове — еще один на семидесяти десятинах. Не раз на собственном опыте он убеждался: посадочный материал, выписанный из-за границы, по выносливости уступает местному. Жестокие зимы 1861 и 1862 годов убили немало ценных деревьев…

В ближних лесах Вильгельм организовывает сбор терпких на вкус яблок-кисличек, груш-гниличек. Их семена высевают и получают крепкие деревца для прививок. Пересаживают по несколько раз. Только те, которые выдержали экзамен на выносливость, имели мощные жизненно цепкие корни, могли предлагаться к продаже… Качество было гарантировано и тем, что в питомнике работал сам хозяин или его сын Юлиус.

Е ще с 1859 года Вильгельм

Кристер стал издавать каталоги, в которых концентрировалась информация о том, с чем шла фирма к людям, сообщалось о разнообразии предлагаемых сортов, о ценах и многом другом, что интересовало каждого, кто стремился разумно хозяйничать на земле. Жаль, что не сохранилась эта своеобразная летопись, отражающая деятельность яркого человека, романтика и прагматика в одном сплаве на протяжении нескольких десятилетий. Общий тираж издания достиг почти четверти миллиона экземпляров и всегда играл немаловажную роль, которую сам основатель фирмы формулировал достаточно скромно: «ознакомление покупателей с делом садоводства».

В 1862 году, через двенадцать лет после появления Кристера на Приорке, каталог предлагал 155 сортов яблок, 158 сортов груш, 30 сортов слив, 24 сорта черешен. Еще через семь лет уже 250 сортов груш, 158 сортов яблонь, 40 — вишневых… Выходит в свет каталог с рисунками груш и яблок лучших по тому времени зарубежных сортов, которые благодаря Вильгельму Кристеру распространялись не только в Украине, но и в ряде других регионов империи: груши Бэра Клержо, Дюшес Ангулем, Бель Генриетта и другие, яблоко Цвибель Рудольф Берсдорфер…

Вряд ли сейчас можно увидеть их где-нибудь в наших садах. На смену пришли сорта новой, отечественной селекции. Однако еще не так давно в «частном секторе» на Приорке и Куреневке на чудом уцелевших одиноких яблонях-долгожительницах встречались плоды, отличающиеся от распространенных ныне сортов — черенковые потомки кристерских чудес. И в нашем саду в поселке Шевченко доживала свой век такая яблоня с почти высохшей большей частью кроны, с несколькими еще зеленеющими ветками. Свалить старенькое дерево не поднималась рука, потому что не было года, когда бы не дарила потерявшая почти все силы яблоня несколько десятков розово-белых яблок с полупрозрачными светло-зелеными кристаллами засахаренной мякоти. Никто из нас не знал настоящего имени этого сорта, называли яблоко по-своему, «сахарка», за наливные, сладкие плоды.

Там, где сейчас стоят блочные многоэтажки жилого массива Виноградарь, перед Великой Отечественной войной был колхоз с таким же названием, хозяйство показательное, многонациональное. Председательствовал в колхозе грузин Майсурадзе. Коллективное хозяйство его считалось новаторским: специализировалось на выращивании винограда, арбузов, садоводстве. Первые две культуры в то время уже стали для Киева необычными.

Под широким виноградным листом на плантациях росли в основном матово-зеленые гроздья Лидии, на бахче между кудрявой ботвой отлеживались арбузы чуть побольше футбольного мяча. Однако первым взялся за промышленное выращивание винограда и арбузов на значительных площадях под Киевом еще Вильгельм Кристер, чьи владения ранее начинались недалеко от территории колхоза «Виноградарь».

Во второй половине XIX столетия в Киеве вместе с употреблением искусственных минеральных вод было распространено лечение виноградом. Не совсем созревшие гроздья срезали в Крыму и в Бессарабии, горделивые верблюды, навьюченные корзинами с лечебной ягодой, флегматичные волы со скрипучими молдавскими каруцами, неторопливо везли виноград на киевские рынки и во время длительной дороги недозревшие кисти в какой-то мере доходили до кондиции.

Вильгельм Кристер рискнул виноград выращивать у себя. На солнечных склонах он заложил первый в губернии промышленный виноградник, который в недалеком будущем стал давать ежегодно 6 тысяч рублей прибыли.

Ранней осенью, когда природа только начинала раскрашивать охрой верхушки кленов и в густо-синем небе тянулись первые нити «бабьего лета», наступал сбор урожая, прямо на плантации открывалась продажа свежих, затуманенных пыльцой розовых, фиолетово-черных, янтарно-золотистых гроздей.

Лучшие сорта винограда происхождением из нездешних краев были представлены на плантациях фирмы. Для нынешних киевлян они навсегда ушли в небытие, и названия их можно узнать разве что из каталога фирмы, изданного более века назад, в 1866 году. Вот те, которые были им акклиматизированы и плодоносили в пригороде Киева: Серый Эльбский, Голубой августовский, Ранний Красный агат, Ранний Лейпцигский, Голубой Тролинген, всего двенадцать сортов. Покупателям фирма продавала не только хорошего качества плоды, но и саженцы для разведения винограда на своих усадьбах…

Паровозик с несколькими двухосными вагончиками, украшенными гирляндами хвои, пискнул сигналом возле Киевского вокзала, открывая движение поездов по новой Киево-Балтской железной дороге. Было это 23 августа 1868 года. Голос локомотива тогда возвестил и конец виноградной монополии Вильгельма Кристера. Дары юга стали быстро по тем временам перевозить железной дорогой.

Относительно бахчевых, то их также у бывшего ткача еще более века назад было множество сортов. Арбузы с красным мясом: астраханский, крымский длинный, мраморные с желтыми семенами, серые, светло-зеленые — с черными, круглые зеленые — с белыми; мраморные с белым мясом, черными, желтыми и красными семенами. И сорта дынь, как сейчас говорят, были в ассортименте: Ранняя оранжевая, Малая сетчатая, Белая круглая и длинная, Турецкая чалма, Голландская серая малая, очень большая плоская, Турецкая сахарная, Персидская пестрая, Большая из Иерусалима, Астраханская ранняя, Константинопольская большая серая, Бухарская длинная, Исполинская зимняя… Это лишь часть списка, напечатанного в каталогах. Там же указывается, что отдельные экземпляры арбузов у Кристера достигали пудового веса.

С максимальной пользой служили фирме пастбища, на которых до летнего зноя царствовало душистое разнотравье. Завел стадо высокопродуктивных молочных коров, благо, пища для них была. Да еще выращивал для скота и кормовые тыквы, которые сдвинуть с места подчас было не просто: отдельные экземпляры «тянули» на 200 фунтов, то есть — 80 килограммов. Изначально семена выписывал из зарубежных и российских фирм. Потом, получая свои хорошие урожаи бахчевых, распространял их нередко по почте.

Рассказывали, что на территории фирмы лежали в отведенном месте пирамиды созревших арбузов и дынь по сортам, а рядом стояли бочоночки. Посетителям и рабочим разрешалось бесплатно, разумеется, есть сладкие, душистые плоды. Но с одним условием — семена необходимо было бросать в специально подготовленную для этого тару…

О пределение «первый» от-

носится ко многим направлениям деятельности Вильгельма Кристера. Он был пионером в применении пчел для перекрестного опыления фруктовых деревьев. В его продуктивном саду стояла пасека. За ней любил ухаживать сам хозяин, отдыхая тут душой. Розово-белые облака цветущих яблонь, груш, абрикос, вишен весной наполнялись ровным, деловым гулом тысяч пчел, словно на одной торжественной ноте звучал там дивный орган. Первым Кристер начал сеять ряд медоносных трав, чтобы пчелам было где собирать нектар, когда сады отцветут.

Поступить на работу к нему было делом непростым, как и в ремесленную школу, которую он организовал и вел. Весьма высокие нравственные требования предъявлялись ко всем, кто хотел работать или учиться садоводческому ремеслу у Кристера. Существовали очереди желающих получить у него место. На фирме обучали не только культуре садоводства и огородничества, но и другим необходимым навыкам: столярному, слесарному, кузнечному делу… Тех, кто учился или работал у Кристера, охотно брали садовниками в богатые имения, приглашали даже в другие города.

Трех сыновей и трех дочерей подарила ему судьба: Юлиуса, Эдмунда, Эдварда, Матильду, Эмму, Лауру… В их именах как бы звучала приглушенная ностальгия по бывшей родине.

128 десятин питомников с запасом посадочного материала, превышающего пять миллионов корней, оставил Вильгельм Кристер своим наследникам.

В 1900 году в типографии Стефана Кульженко напечатали работу А.П.Осипова, посвященную пятидесятилетию садоводства Кристера. Это по сути единственный источник информации, позволяющий заглянуть в историю знаменитой фирмы.

То, что издал работу С.Кульженко, — не случайно. Они были соседями, дружили семьями, схожи и их судьбы. Оба начинали у станка, выбились своим трудом в преуспевающие предприниматели, и деятельность их была наполнена созидательным, гражданским смыслом, не во имя алчного накопительства, а для прогресса общества, частицей которого чувствовали себя всегда.

К моменту юбилея фирмы ее основателя уже 10 лет не было в живых. Управлял обширным садоводческим и цветоводческим хозяйством Юлиус-Юлий Васильевич, как стали величать его на русский манер. Как и отец, он имел звание почетного гражданина Киева, принадлежал ко второй купеческой гильдии. Юлиус входил в садовую комиссию городской думы, попечительский совет Подольской женской гимназии.

Когда в 1907 году он обратился в Киевское общество взаимного кредита, чтобы получить ссуду, все имущество его было оценено в 52 тысячи рублей. Кристеры никогда не имели поражающего воображение богатства, не стремились к роскоши. Почти все члены семьи работали на фирме.

На пруду у Кристеров грациозно скользили редкой красоты птицы — черные лебеди, майскими днями в усадьбе раскрывали белые чаши удивительных цветов экзотические тюльпановые деревья… Все это появилось уже при Юлиусе, как и своеобразная икебана — искусство составления букетов цветов в его магазине в центре города. Помогала в этом дочь Лидия.

Как личную трагедию переживал Юлиус войну с Германией, родиной отца. Семеро детей Ю.Кристера имели славянские имена: Василий, Ольга, Владимир, Евгений, Вера, Лидия, Надежда, и сам он считал себя сыном этой земли, но вдруг до боли почувствовал холодное отношение к себе некоторых ретивых патриотов, которые увидели в нем только немца.

Дочери Юлиуса ухаживали за ранеными и контужеными в переполненном киевском госпитале, принявшем две тысячи фронтовиков. Ушел добровольцем в армию сын Евгений, и смерч бессмысленной войны унес его жизнь. Сына Василия в будущем причислят к вредителям трудового народа, и ночью его увезут мрачные люди в фуражках с васильковыми околышами. Но отец до того времени уже не доживет. Судьба его пощадит.

2 декабря 1916 года по старому стилю в своем доме на Приорке по Межигорской улице N77 в возрасте 68 лет хозяин усадьбы умер от паралича сердца.

По духовному завещанию, составленному еще летом 1913 года, все имущество фирмы переходило к супруге хозяина — Пелагее Кристер, рожденной Гусьевой.

Газета «Киевлянин» на всю первую полосу напечатала некролог, повторив публикацию еще в двух номерах. 5 декабря Карла Юлиуса Кристера похоронили на семейном кладбище. На холм, где ранее упокоился отец, Юлиус любил подниматься по высаженной там алее из роз. Любил оставаться в уединении, как бы мысленно советуясь с Вильгельмом. Любил смотреть оттуда, как весенний разлившийся Днепр заполняет синью луга Оболони…

Через много лет, осенью 1943-го, незадолго до освобождения Киева от фашистских оккупантов, ночами с этого холма открывалась устрашающая картина: за Днепром по всему горизонту шевелился огненный пунктир — то горели подожженные специальными немецкими командами села. Не миновала чаша сия и поселок Шевченко. Горка Кристера погрузилась тогда в пучину плотного горького дыма…

Убежищем для жителей в ту пору стал уже седеющий от ночных заморозков лес. Одних судьба сохранила, других не уберегла, третьих рассеяла по свету.

…Поздним вечером 24 апреля 1945 года над древней столицей прусских королей Потсдамом впервые за всю войну появились американские «летающие крепости». Огненный шквал смел многие здания города, наполнив пространство смрадом сажи и серы. Среди тех, кто пережил налет, была Лидия Юлиевна с двумя детьми. Их вывезли сюда, как этнических немцев.

П осле войны и состав жи-

телей поселка Шевченко, и архитектурное его лицо изменились. Появились новые люди — офицеры-отставники, которым по приказу Верховного нарезались большие, по сравнению с другими, участки. Недавние пилоты пикирующих бомбардировщиков и командиры танковых частей, прошедшие огонь и медные трубы, с таким увлечением занимались своим садом и огородом, будто здесь впервые проявилась их настоящая сущность. Строили они добротные, с крутыми крышами и мансардами дома, какие довелось им видеть в побежденной Германии. Таких отставников уважали.

Но в основном поселок возрождался тяжело. Маленький домик почти собственными руками построила с детьми Лидия Юлиевна в конце переулка у подножья холма. На крутизну его взбирались исполинские дубы, оттуда рукой подать было до вершины. Надмогильной плиты Кристеров там уже не было. Ее уволок оттуда один из новых застройщиков и вцементировал в фундамент собственного дома. Стечение трагических обстоятельств или суровый приговор фатума, но беды неотступно преследовали его и семью…

Давно умерла Лидия Юлиевна. Валя закончил техникум, работал на заводе и по чьей-то оплошности погиб там, пораженный током. Леля — Елена Ивановна, преодолев неимоверные житейские невзгоды, получила высшее образование, стала архитектором-художником, и муж ее, Виктор Вандаловский, — художник.

Словно из далекой эпохи Киевской Руси смотрят в наше неспокойное сегодня святые лики на иконах, созданных одухотворенным талантом Сергея, их сына, целеустремленно и самозабвенно возрождающего искусство византийских мастеров. Член Союза художников Украины, один из немногих ныне сущих потомков Кристера, тридцатитрехлетний Сергей Вандаловский, как и его пращуры, работает так, чтобы оставить добрый след потомкам. Он создал иконостасы для ряда церквей Киева, Одессы, Алтая, расписывал Трапезную православного храма в Иерусалиме, многие произведения художника стали достоянием авторитетных собирателей духовного искусства в странах Европы, в США…

«Икарус» семьдесят второго маршрута, связывающего Подол с Ветряными Горами, сворачивает с Вышгородской на улицу Осиповского. Слева за бетонным забором дробится солнце в стекле теплиц «Троянды», справа — три шестнадцатиэтажки, подмявшие под себя старый сад. Дальше — бетонная ограда, с ржавыми кронштейнами по гребню и клочьями оборванных проводов у изоляторов — жалкие остатки некогда грозной электрической защиты. Здесь после техникума хозяйничал «почтовый ящик» — секретный филиал Института хлора. Он оставил после себя унылые бараки-лаборатории, обвитые вытяжными трубами и бетонную стену с проводами. Странным, инородным смотрится за ней деревянный двухэтажный особняк с пустыми глазницами лишенных стекол окон, с изящной кружевной вязью резьбы. Выгоревшая от времени покраска обшивки позеленела так, что напоминает старую бронзу. Свыше ста лет назад этот дом построил Вильгельм Кристер. Помещались в нем аудитории техникума, использовал его «почтовый ящик», даже какое-то время здесь был склад ядохимикатов. Восстановлению уникальный образец архитектуры прошлого не подлежит. В дом заходить уже опасно: могут рухнуть перекрытия. Новый владелец территории — Институт пищевой химии НАН Украины — рад бы его сохранить, но поздно…

Гудят автобусы по улице, названной в честь Тимофея Осиповского, математика, первого ректора Харьковского университета, ушедшего из жизни раньше, чем появился на Приорке саксонский ткач. Не было бы оскорблением памяти ученого, если бы его имя дали другой улице, где сосредоточены вузы, а эту скромную нарекли улицей Кристера, хотя бы таким образом загладив нашу вину перед этим, много сделавшим для Киева и всей Украины, человеком…

Высота, где похоронены отец и сын Кристеры, как бы вытолкнута за бетонное кольцо. От Ветряных Гор на нее наступает железный вал гаражей, осины, в ветвях которых, как пушечные ядра, запутались шары омелы. Удобное место для выгула породистых собак. Хозяева аккуратных собственных подворий и многоквартирных коробок сюда сваливают мусор. Никто не знает ни названия холма, ни того, что зимой ребячьи санки, возможно, скользят над чьими-то костями.

…Когда-то, уже в советское время, археологи нашли здесь предметы Скифского периода, серебряные украшения Древней Руси. В научной литературе место находок обозначено: «Урочище «Горка Кристера». На языке Древней Руси «урочище» — указание судьбы…