Батько Хмель

 

Киевляне нескольких поколений воспринимали памятник Богдану Хмельницкому как органично вписавшийся в городскую среду. Оно и не удивительно. Памятник гетману много лет кряду примеряли в разных районах города, пока не достигли хрупкого компромисса. Памятник мог состояться на Бессарабской площади, там, где сейчас стоит мраморный Ленин. Не поставили его там лишь потому, что Хмельницкий указывал бы булавой на популярное в городе трактирное заведение, что могло вызвать и бурю насмешек обывателей, и негативное мнение городских властей. Трудно сказать, что было бы, если бы освободителя Украины развернули на Софийской площади в другую сторону, ведь по замыслу художника Микешина он должен был грозить булавой полякам. Этого не произошло из-за протеста представителей Церкви. Киевское духовенство еще в 1881 году жаловалось Святейшему Синоду: “При испрошении Высочайшего разрешения на сооружение памятника Хмельницкому местом для постановки его предполагалась Бессарабская в Киеве площадь, переименованная тогда же (1869 год. — Авт.) в площадь Богдана Хмельницкого. Между тем Киевская городская дума в заседании от 16 июля 1881 года постановила: памятник этот поставить на Софиевской площади в ея центре, против алтарной стены Киево-Софиевскаго собора, известной под именем “Нерушимой стены”. При означенном положении и высоте памятника на площади не только будет закрыт вид на собор со стороны Крещатика и Михайловского монастыря, где проходят массы богомольцев, совершаются церковныя процессии и движется городская публика, но еще всякому, направляющемуся с этой стороны к собору, будет представляться уже не алтарная стена собора, а задняя часть лошади. Естественно, таким видом смущен будет каждый благочестивый христианин, обычно творящий на себе крестное знамение в направлении к “Нерушимой стене”. Находя такую постановку “неприличною и оскорбительною для религиозного чувства православных поклонников святыни”, духовенство в особе преосвященного Иоанна потребовало запретить использование Софийской площади как места для памятника. Но мы-то знаем, что памятник в конечном счете развернули так, что Богдан стал указывать булавой на Москву. До сих пор думаем, что означает этот жест… Впрочем, до 1919 года все было ясно благодаря надписям на боковых частях постамента: “Богдану Хмельницкому — Единая Неделимая Россия” и “Волим под Царя Восточного Православного”. В центральной части постамента существовала еще одна нелепая надпись, указывавшая на завидное долгожительство гетмана: “Богдан Хмельницкий. 1654—1888”. “В 234 года помер батюшка!” — с уважением и страхом расшифровывали паломники надпись, произведя сложное вычисление…

В 1919 году заложили гранитом боковые надписи, а еще через пять лет на постаменте начертали: “Богдан Хмельницький. 1888”. Получилось простенько, но со вкусом. Уж и не знаю, что лучше, долгая жизнь керманыча или дата, не объясняющая вообще ничего, если не знать, что это — год открытия монумента.

Украинский Чапаев

То, что Щорс прожил всего 24 года и погиб на поле боя, не вызывало сомнений ни у кого. Имя этого в буквальном смысле легендарного героя, который успел побывать командиром Богунского полка, командиром 2-й бригады, а позднее и начальником Первой Украинской советской дивизии, и командиром 44-й стрелецкой дивизии, и даже военным комендантом Киева, знал каждый советский школьник. По официальной версии, погиб начдив в бою под Коростенем. По крайней мере, так утверждает Украинская советская энциклопедия. Некоторые историки, не сомневаясь в реальности существования этого человека, раскопали, однако, что Щорс окончил Черниговское духовное училище и поступил в Полтавскую духовную семинарию (советские источники утверждают, что обучался он в Сновской четырехклассной школе, затем там же — в железнодорожной школе, позже — в Киевской военно-фельдшерской школе). Когда началась Первая мировая война и в Полтаву эвакуировалось из Вильно кадетское училище, он перешел туда и закончил ускоренный четырехмесячный курс обучения, получив звание подпоручика (лейтенанта). Как утверждают незаангажированные исследователи, в 1918 году подпоручик Николай Щорс находился не среди красных, а в левоэсеровском Курском полку. После подавления их мятежа в Москве летом 1918 года, спасаясь от расправы, обратился в представительство Всеукраинского ВРК, отрекомендовавшись штабс-капитаном, прибывшим в Москву из Сибири, и предложил свои услуги. Осенью того же года и началась головокружительная карьера красного командира и “преданного советской власти военного специалиста старой закалки”.

История конного памятника Щорсу, о котором скоро пойдет речь, весьма непроста. И вот почему. До 1935 года о Щорсе не упоминала даже БСЭ. Но в середине 1930-х годов был создан очередной советский миф, автором которого стал Иосиф Сталин. В феврале 1935 года, вручая Александру Довженко орден Ленина, вождь предложил художнику создать фильм об “украинском Чапаеве”, что и было сделано. Позднее о Щорсе написали несколько книг, песен, даже оперу, его именем назвали школы, улицы, села и даже город. Официальная версия о том, что Щорс погиб в бою от пули петлюровского пулеметчика, с началом массовых репрессий претерпела изменение. Занимаясь поиском “внутренних врагов”, убийство командира инкриминировали командующему Харьковским военным округом Ивану Дубовому, который в годы гражданской войны был заместителем Николая Александровича в 44-й дивизии. Тайна гибели Щорса так и останется неразгаданной, хотя эксгумация тела подтвердила, что он был убит с близкого расстояния выстрелом в затылок. Впрочем, и Василий Боженко — командир Таращанского полка, а позднее и бригады — погиб в том же 1919 году. По официальной версии — умер в Житомире от воспаления легких, неофициально — был отравлен…

Сталин предложил установить в Киеве памятник красному командиру. Уже было готово постановление ЦК ВКП(б), но в 1936 году умер полководец Каменев, чья жизнь также была связана с Киевом, словом, объявили конкурс на создание памятника этому человеку. А идею со Щорсом в жизнь не воплотили. Потом о командире богунцев несколько подзабыли и вспомнили уже после окончания Второй мировой войны.

Мощь советской власти в Украине требовалось подтверждать легендами о личностях, которые сложили головы в борьбе “за счастье трудового народа”. Как бы там ни было, но лишь в связи с пышным празднованием 300-летия воссоединения Украины с Россией советское правительство решило вспомнить о Щорсе еще раз, предложив, на сей раз безоговорочно, установить в Киеве монументальный памятник полководцу. Это случилось 29 апреля 1954 года. Скульпторы Лысенко, Бородай, Суходолов и архитекторы Заваров и Власов постарались на славу. Весьма выразительная шестиметровая бронзовая статуя советского полководца, восседающего верхом на коне, была установлена на высоком (около семи метров) пьедестале. Поговаривали, что скульпторам позировал в процессе лепки Щорса не кто иной, как молодой Леонид Макарович Кравчук… Что и говорить, легендарная личность — “батько Щорс”. Место для памятника оставалось свободным с той поры, как здесь разобрали дореволюционный памятник Алексею Бобринскому. Но если стоявший на углу Бибиковского бульвара и Безаковской улицы вдохновитель и организатор постройки в Киеве железной дороги граф Бобринский был “привязан” к железнодорожному вокзалу, то почему здесь оказался Щорс, объяснить трудно. Может, спешил на станцию, чтобы вместе с боевым другом проехаться в товарном вагоне куда-нибудь на малую родину? Памятник, в общем-то, вышел довольно гармоничным и вписался в общий настрой этой части старого Киева. К тому же, как и памятник гетману, он выполнен в реалистичной манере, без всяких там отклонений в какие-нибудь скульптурно-архитектурные “измы”.

“Чахлик невмирущий”

Если между установкой кобылы Хмельницкого и коня Щорса минуло не одно десятилетие, а точнее — шестьдесят шесть лет, то от явления коня легендарного комдива до рождения бронзовой кобылки авторитетного гетмана Сагайдачного прошло сорок семь лет. Монумент открыли 19 мая 2001 года. Это подтверждает мою мысль об очевидных успехах киевского коневодства. В отличие от коммунистов эпохи застоя, которые при строительстве столовой для нужд курсантов Военно-морского политического училища разрушили старинный некрополь Киевской академии и вывезли кости гетмана Петра Конашевича-Сагайдачного, похороненного здесь с почестями в 1622 году, на свалку, мне этот гетман нравится. Как нравится и песня “Ой на горі та й женці жнуть”, правда, имеющая отношение к другому Сагайдачному, но все-таки…

То ли дело памятник нашему выдающемуся политику, полководцу, ревностному защитнику православного христианства! Это же ужас какой-то! Почти семь тонн бронзы ушло на изготовление статуи гетмана и его боевого товарища, но этого, по-моему, оказалось маловато. Очевидно, авторы памятника — скульпторы Валерий Швецов, Эдвард Кунцевич, Олесь Сидорук и Богдан Крылов — лепили фигуру лошадки с какого-нибудь пони, а изображение гетмана скопировали со средневековой, весьма условной панегирической гравюры. Нужно отдать должное. Лошадь (пусть и бронзовая) поднимает хвост только в одном, весьма банальном случае. Видимо, бедолага, травку с нитратами отведала. Сам гетман, весьма грозный, по словам современников, держит символ высшей власти, будто “буряк с гичками”. Кстати, в 1930-е годы общественность Москвы очень противилась созданию в столице конного памятника Тимирязеву с брюквой в руке. И добилась успеха. Это уже позже у Исторического музея застыл на коне “кумедний” маршал Жуков, но ведь не у нас же! Можно гордиться, что памятник Петру Сагайдачному состоялся благодаря меценатам и спонсорам, а первый взнос на это благородное дело внесли земляки гетмана из села Кульчинцы близ Самбора на Львовщине. Они привезли капсулу с землей с его родины, а ученики местной школы собрали и передали на создание памятника 243 гривни. Этот памятник, установленный у стен Гостиного двора, не отбил желания развивать городское коневодство, а лишь ускорил процесс.

Национальный Робин Гуд

Валентин и Николай Зноба, ранее специализировавшиеся на создании помпезных памятников героям Октября, осчастливили киевлян и гостей тем, что учудили, сотворив скульптурную группу во главе с легендарным казаком Мамаем. Другим героем композиции является, разумеется, лошадь. 15 октября 2001 года на главной площади города, неподалеку от консерватории, с произведения сорвали покрывало. Если быть объективным, то, конечно же, никакой это не памятник, ибо казак Мамай — народный собирательный образ. Но тем не менее появившиеся в городе герой и героиня украинских саг имеют право на то, чтобы к ним относились с пиететом. Как известно из произведений украинского народного творчества, престарелый спившийся Мамай, оказавшись не у дел, обосновался в лесу у “битого” шляха, караулил там жертвы, грабил и убивал их (разумеется, в первую очередь ляхов, москалей и жидов), а после “грав на бандурі, співав пісень, пив оковиту, тверезів і брався знов до роботи”. В конце концов Мамай получил по заслугам. Его таки повесили на том же дереве, где он казнил других. Лошадь его, понятное дело, враз осиротела… Словом, очень положительный образ, достойный того, чтобы обронзоветь на центральном Майдане нашего весьма демократичного государства./>Возвращение Карацупы Совсем недавно в Киеве был торжественно открыт памятник “Защитникам границ Отечества всех поколений”. Его установили возле администрации Государственной пограничной службы Украины, вблизи Золотых ворот. Бронзовый казак на коне, то есть “пограничник всех времен”, держит опущенную вниз саблю. Высота монумента — 7,5 метра, а вес пилона, на котором стоит памятник, — 14 тонн. На его сооружение потрачено 1 миллион 600 тысяч гривен. Сумма, конечно, не маленькая, но чего не сделаешь ради удовлетворения чьих-то властных амбиций. Что сказать о лошадке? Похоже, киевские селекционеры допускают некоторое вырождение лошадиной породы. Либо пограничники держат скотинку в голоде, посмотрите, с какой жадностью кляча, над которой возвышается пограничник, нюхает в поисках травы-муравы воздух…

Итак, всего за четыре последних года Киев “обогатился” тремя бронзовыми лошадьми. Удивляюсь, как не догадались авторы памятника Владиславу Городецкому в Пассаже усадить этого зодчего на коня. Ведь он был, кроме всего прочего, заядлым охотником и прекрасным наездником… Поговаривают, что очень хотят власти установить в городе и киевского князя Святослава… на коне, используя при этом идею Ивана Кавалеридзе, который давным-давно выполнил небольшую статую князя, оседлавшего и поднявшего своего коня на дыбы. Если скульпторы воплотят идею в жизнь, от замысла мэтра мало что сохранится, ведь Иван Петрович создавал камерное произведение. На фоне нынешнего беспредела, который происходит в монументальном зодчестве столицы Украины, это, конечно же, мелочь, ведь должна же наша конюшня развиваться. Но с точки зрения этики и уважения к Киеву и киевлянам это, увы, не мелочь. Впрочем, кому я это все объясняю?