«Киевлянин» о том, чтобы муж и денежки были
«Красавицы, – писала газета, – делают при этом неимоверные прыжки, чтобы ловко перепрыгнуть пламя, так как удачно перепрыгнувшую через костер девушку ожидает счастье в жизни и она застрахована от всяких «чар» (колдовства) и наговоров (заклинаний). Но многим из девушек приходится долго потом носиться с волдырями на теле, полученными во время прыжков чрез купальные костры, хотя сознаться в этом считается стыдом».
Было упомянуто и купание, при котором вода снимает с участниц обряда венки и уносит их по течению. «Если уплывший с головы венок несется течением быстро, то девушка, которой принадлежит венок, выйдет в этом году замуж, – если же он делает круги по воде, то должна будет оставаться в девушках, а если венок сразу пристал к берегу, то девушку ожидает смерть».
Между тем парни должны были занять места вокруг костра и дождаться возвращения своих подружек от реки. Девчатам надлежало шуточными песнями побудить хлопцев наброситься на «гыльце», изломать его и бросить в воду. «В некоторых уездах, – отмечал «Киевлянин», – существует поверье, что если купальского дерева не бросят в воду мужчины, – ни одна девушка не выйдет замуж в наступающем году. Поэтому главная задача девушек состоит в том, чтобы во что бы то ни стало вывести парней из терпения».
А вслед за этим начиналась веселая ночная пирушка, угощения для которой девушки запасали заранее. Наутро молодицы отправлялись вниз по реке искать свои венки, которые «ставятся на огородах и в садах как предметы, имеющие силу сообщать деревьям и всяким овощам плодородие».
Но для людей корыстных в купальскую ночь было другое занятие. Согласно молве, только в полночь на Ивана расцветает папоротник. Тот, кто ценой отчаянных усилий и всевозможных ухищрений добудет этот цветок, может обрести огромное богатство: он получит дар ясновидения и сможет прозревать клады, скрытые в земле!
Еще 180 лет назад этот сюжет нашел отражение в литературном произведении «Сказки о кладах», опубликованном за подписью «Порфирий Байский». Там передан рассказ одного гусара, в юности отправившегося на поиски вожделенного цветка с отцом и братом. Они углубились в лес, но там услышали дикий рев, треск, гром, зловещий хохот – и в ужасе попадали на землю. Братья потом пришли в себя, а отец их умер на месте.
Писатель Байский – знаток «лысогорских» ведьм
Под именем Байского скрывался писатель Орест Сомов. Уроженец Слобожанщины, он сохранил в памяти много местных преданий. Перебравшись затем в Петербург, Орест Михайлович активно занялся литературой. В свои произведения Сомов охотно привносил украинские фольклорные мотивы. Для столичных читателей они представляли довольно-таки экзотическое чтиво, особенно если были густо приправлены мистикой.
Можно вспомнить, что одной из примет купальской ночи считались сборища всякой нечисти. Тот же «Киевлянин» отмечал: «Как существует поверье в народе, на Лысой горе в Киеве собираются ведьмы со всего света праздновать вместе с упырями «шабаш» и ездят по воздуху верхом на «мечыках» (деревянные ножи от станков, на которых отделяют волокна конопли от кострики); здесь новые ведьмы знакомятся со старыми ведьмами и от них выучиваются всяким колдовствам».
Сомов не преминул воспользоваться этим сюжетом. Одна из его новелл так и называется: «Киевские ведьмы». Ее герой, молодой казак-киевлянин Федор Блискавка, полюбил красавицу Катрусю и женился на ней. Но не раз замечал за ней странные поступки и в конце концов сумел выследить, как она урочной ночью наварила колдовского зелья, натерла тело таинственной мазью – и улетела прямо в трубу.
Отважный Блискавка решил последовать ее примеру, сам повторил колдовские процедуры, после чего оказался посреди шабаша на Лысой горе. Сомов описывает это действо довольно-таки натуралистично: «На самой верхушке горы было гладкое место, черное как уголь и голое как безволосая голова старого деда. От этого и гора прозвана была Лысою.
Посреди площадки стояли подмостки о семи ступенях, покрытые черным сукном. На них сидел пребольшой медведь с двойною обезьяньею мордой, козлиными рогами, змеиным хвостом, ежовою щетиной по всему телу, с руками остова и кошачьими когтями на пальцах. Вокруг него, поодаль от площадки кипел целый базар ведьм, колдунов, упырей, оборотней, леших, водяных, домовых и всяких чуд невиданных и неслыханных».
Присмотревшись, казак обнаружил в числе участников шабаша многих киевских знакомых: «Невдалеке от себя увидел он и тещу свою, Ланцюжиху, с одним заднепровским пасечником, о котором всегда шла недобрая молва, и старую Одарку Швойду, торговавшую бубликами на Подольском базаре, с девяностолетним крамарем Артюхом Холозием, которого все почитали чуть не за святого: так этот окаянный ханжа умел прикидываться набожным и смиренником; и нищую калеку Мотрю, побиравшуюся по улицам киевским, где люди добрые принимали ее за юродивую и прозвали Дзыгой; а здесь она шла рука об руку с богатым скрягою, паном Крупкою.
Вся эта шайка пожилых ведьм и колдунов пускалась в плясовую так задорно, что пыль вилась столбом и что самым завзятым казакам и самым лихим молодицам было бы на зависть. Немного в стороне оттуда увидел Федор и свою жену. Катруся отхватывала казачка с плечистым и круторогим лешим, который скалил зубы и подмигивал ей, а она усмехалась и вилась перед ним, как юла». Все это выглядело до некоторой степени комично, однако финал новеллы был печален: и казака и его жену ждала скорая смерть.
Еще одна потусторонняя тема у Сомова касалась русалок. Героиней его рассказа, так и называвшегося «Русалка», стала юная Горпинка, жившая вместе с матерью-лесничихой в лесу близ Китаевской обители. Девушка без памяти влюбилась в пригожего шляхтича, а тот сначала кружил ей голову, потом насмеялся над ней. После этого Горпинка исчезла. Мать, вне себя от горя, отыскала за Днепром логово старого колдуна, и тот открыл ей, как увидеть девушку, ставшую русалкой и поселившуюся на дне Днепра.
А Гоголь и Пушкин – лучше…
Жизнь Ореста Сомова складывалась нелегко: он часто нуждался, тяжело болел и умер в 1833-м на сороковом году. Несмотря на занимательные сюжеты его произведений, они не слишком известны современному читателю. Скорее всего, потому, что по проложенному им направлению сразу же пошли такие мастера литературы, с которыми ему трудно было сравниться.
К примеру, многие знают стихотворение Пушкина «Гусар» (1833), посвященное Киеву и роковым киевским молодицам. В нем явственно откликаются сюжетные мотивы «Киевских ведьм»; это и не удивительно, поскольку Пушкин и Сомов были хорошо знакомы между собой. Только Пушкин не стал придавать истории трагический оттенок, наполнив ее озорным весельем. Да и неоконченная пушкинская драма «Русалка», написанная после одноименного рассказа Сомова, близка ему по сюжету.
О ведьмах, которые в Киеве встречаются на каждом шагу, можно прочитать и в гоголевском «Вие» (Николай Васильевич тоже знал Сомова, позитивно оценившего литературный дебют Гоголя). Помните классическую фразу «У нас в Киеве все бабы, которые сидят на базаре, – все ведьмы»? Тот же Гоголь, как и Сомов, живописно рассказал о поиске цветка папоротника на страницах «Вечера накануне Ивана Купала».
Вот только пасечник Рудый Панько намного прочнее вошел в историю литературы, нежели Порфирий Байский. Ничего странного в этом нет. Быть может, Сомов раньше, чем Гоголь в «Страшной мести», изобразил зловещего колдуна, однако у него нет такого волшебного описания великой славянской реки, как «Чуден Днепр при тихой погоде…» И, может быть, сюжет о несчастной утопленнице созрел у Сомова еще до появления «Майской ночи» Гоголя, но не нашел он таких слов, чтобы сказать: «Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи!»
И все же не следует предавать забвению имя Ореста Сомова, сделавшего литературным фактом мистические сюжеты нашего города. Тем более теперь, когда многие вот-вот захотят получить экстремальные впечатления от волшебной ночи на Ивана Купала.
При подготовке материала к печати в первом разделе. где цитируется газета "Киевлянин", потеряли начальные фразы. Должно быть так:
«Киевлянин», в частности, упомянул о ритуальной ветке – «гыльце», которую молодицы, убранные в веночки, несли к реке с пением любовных песен. Были отмечены прыжки девиц через костер перед купанием. «Красавицы, – писала газета, – делают при этом неимоверные прыжки...... - и т.д.