Зато уже в Петербурге из парня получился неплохой “метатель” бутылок. “В голову нам летели пустые бутылки оскорбленных буржуев, — вспоминал неудавшийся бухгалтер, — и Володькина голова была мною снесена к “Бродячей собаке”, ибо я ловил бутылки и бросал их обратно в публику”. “Володькиной”, естественно был Маяковский, а его защитником — наш прославленный земляк, шансонье с мировым именем Александр Вертинский.

Кстати, с Маяковским в Киеве, в районе Царской (Европейской) площади произошла подобная ситуация. Отобедав с друзьями в ресторане Роотса бутербродами с красной икрой 28 января 1914 года, Маяковский отправился на “стихобойню футуристов”, которая проходила во Втором городском театре, расположенном, если учитывать нынешние ориентиры, возле входа на стадион “Динамо”. Программа предусматривала: а) В. Маяковский — “Я! На флейтах водосточных труб!”, б) В. Каменский — “Я! Танго с коровами!”, В) Д. Бурлюк — “Я! Доитель изнуренных жаб!”.

Оформление театральное сцены было крайне лаконичным и заключалось только в подвешенном к потолку вверх ножками рояле. За кулисами постоянно раздавался дикий хохот. Наконец, в желтой кофте с морковкой в петлице вышел сам “флейтист”, за ним с раскрашенными лицами — “доитель жаб” и “танцор” с коровами”. Все вместе начали читать свои стихотворения. Когда “представление” закончилось, сидящий в первом ряду гражданин спросил : “А как же быть с Пушкиным?” На что Маяковский в свойственной ему манере отреагировал: “Молчи, лысая говядина!”. “Говядиной” оказался киевский губернатор. И не избежать скандала, если бы футуристы вовремя не покинули театр.

В печальную историю, но уже несколько иного характера, попал в самом центре Европейской площади и Иван Бунин. В апреле 1912 года его пригласили в Коммерческий клуб (Крещатик, 1) прочитать лекцию о задачах и роли современной литературы в жизни общества. Но организаторы вечера не предупредили писателя, что его выступление состоится вместо выступления заболевшего киевского публициста Семена Юшкевича. Имя Юшкевича было настолько популярно в литературных кругах, что на его лекции ходили, словно на концерт. Рассказчик умел разговаривать с народом “по душам” и артистически “вскрывал” все накопившиеся в городе проблемы.

Иван Алексеевич был человеком иного склада. Он начал с глубокого анализа произведений мастеров слова еще эпохи Возрождения. Причем говорил он, как вспоминали современники, “без всякой запальчивости, ровным скучающим голосом”. Когда же лектор приступил к состоянию прозы и поэзии на современном этапе, то заметил, что зал к этому моменту значительно “поредел”. Некоторые просто откровенно зевали, другие беседовали между собой. Это был провал.

Корней Чуковский впоследствии вспоминал: “Я встретился с Буниным у входа в Коммерческий клуб, и мы пошли по киевским переулкам и улицам. О том, что случилось сейчас, мы не говорили ни слова, но было ясно, что обида, которую ему нанесли, отразилась на его тогдашнем настроении…”

Вот так можно вкратце рассказать о крещатикских домах, расположенных на Европейской площади, и о некоторых известных людях, связавших свои судьбы с этими каменными свидетелями прошлого.