В годовщину голода

Несколько лет назад меня поразило архивное дело, связанное с размещением умирающих и умерших от голода в Октябрьской больнице. Я тогда подготовил статью: “ГОЛОДНЫЙ БЕСПРИЮТНЫЙ МОР”. К ней только надо сделать одно уточнение: упомянутое в документах Братское кладбище, где хоронили жертв голода, я отнес к местности Зверинец за Печерском, но потом получил сведения, что речь идет о другом Братском кладбище – в районе телебашни и нынешнего Воинского кладбища.

А недавно довелось прочесть книгу воспоминаний под названием “Моя повесть о Киевском авиационном институте” (Киев, АЛЬТЕРПРЕС, 2008, 188 с.). Ее автор – уже, к сожалению, покойный Василий Ульянович Павлюченко (1915–2008) – был у истоков Киевского авиаинститута, нынешнего Национального авиационного университета (НАУ), и проработал там свыше 60 лет.

В.У.Павлюченко

Книга рассказывает в основном о фактах, связанных с вузом, но в ней встречаются буквально неповторимые страницы, посвященные разным киевским событиям. Некоторые подробности я больше нигде не встречал. Если кому интересно – эта книга продается в книжном магазине НАУ в главном корпусе на первом этаже, стоит недорого (что-то гривен 30) и издана, увы, всего в 500 экземплярах.

Одну из глав этих воспоминаний составляют впечатления автора от киевского голода. Среди обстоятельного рассказа встречаются совершенно потрясающие, шокирующие строки. Выдумать такое невозможно…

В.У.Павлюченко Из книги “Моя повесть о Киевском авиационном институте”.

Голод в Киеве, 1932-1933 годы

Во время учёбы в техникуме нас организовано кормили в столовой два раза в день – был завтрак и обед, так же было и в других учебных заведениях.

Неподалеку от здания барачного типа и стоянки самолёта К-5, находилась столовая, где готовили обеды для сотрудников КПИ и членов их семей. На первое – жидкий суп из сои, на второе – жидкая каша из сои с густой подливкой, на третье – чай или компот с сахарином и 50 граммов хлеба. Такое меню сохранялось в течение длительного времени. Напомню, – это был голодный 1933 год.

Столовая размещалась на первом этаже, а кухня – в подвальном помещении, готовили сою на кухонных плитах, которые топились дровами, в больших тяжелых медных луженых котлах. Котлы подавали на раздачу в столовую с помощью грузового лифта. Механизм лифта представлял собой набор шестерен, соединенных между собой цепью «Галля» (подобие велосипедной цепи), в движение приводился вручную. Нередко бывали случаи, когда звенья цепи не выдерживали нагрузки, цепь обрывалась, срабатывал стопорный механизм, и лифт выходил из строя, поварам приходилось поднимать горячие котлы в столовую по лестнице на специальных носилках. Это было физически тяжело и приводило к задержке обеда. Однажды сотрудники столовой обратились ко мне с просьбой отремонтировать подъемный механизм. С ремонтом я легко справился, заменив разрушенные шпильки звеньев цепи на более прочные. За выполненную работу меня угощали дополнительным обедом. Случаи поломок бывали в среднем один раз в две недели. Пока я работал в помещении церкви, по поводу ремонта продолжали обращаться ко мне.

Обстановка голодных 1932-1933 годов в Киеве запомнилась по состоянию Евбаза, примечательное для старого города место – Еврейский базар.

Евбаз. Фото 1930 г.

Толпа торгующих продуктами «кипела» своей бесформенной массой. Для продажи была выставлена в основном колбаса – «кровянка», хлеба было очень мало, его продавали в виде нарезанных ломтиков, и ещё самодельные поджаренные лепёшки. Товар продавцы держали в руках, опасаясь малолетних измождённых беспризорных подростков, преимущественно мальчишек, которые подкрадывались к торговцам сзади, хватали из тарелок куски колбасы или хлеба и тут же, не убегая, падали на колени, съедали добытые куски. Подростков пострадавшие продавцы жестоко избивали, а те, терпя побои, продолжали есть. Покупатели вставали на защиту беспризорных, отталкивая торговцев. От безысходности дети организовывались в группы но три-пять ребятишек, а продавцы называли их «хапугами». Подростки, промышлявшие на базаре, были в основном приезжими, как правило, потерявшими своих близких.

Наша большая семья проживала в доме напротив проходной завода «Ленинская кузница» (до 1924 года он назывался «Южно-Русский машиностроительный завод»), вблизи вокзала, и каждое утро мы видели, как с вокзала выезжали телеги с трупами людей, загруженных навалом и кое-как прикрытых рогожами. Возница, как правило, сидел на телеге рядом с трупами и погонял лошадей. В некоторые дни таких телег могло быть до трёх, медленно едущих одна за другой. Процессия двигалась по улице Жилянской, затем по дороге через площадь, на улицу Дмитриевскую в сторону Подола. По распространявшимся слухам, трупы грузили на баржи и вывозили в неизвестном направлении вниз по течению Днепра. В основном погибших людей снимали с поездов и подбирали на вокзале, все они были безымянными жертвами голода.

Особо запомнился эпизод, произошедший как-то летом в районе того же Евбаза. К тому времени сливы ещё не созрели, а измождённый подросток (кожа и кости), наевшись ими, страдал расстройством желудка, на виду у всех, с муками выливая из себя фекалии. Второй его товарищ, такой же живой скелет, выбирал из испражнений косточки от слив, раскалывал их камнем и, протирая тряпкой, тут же съедал. Отчаяние охватило меня, но я не имел представления, как вмешаться, чтобы прекратить это жуткое действо. Помешать этому, наверное, не в силах был никто. Все были голодные, и поделиться куском съестного с обречёнными было некому.

В Киеве для работающих и учащихся была введена карточная система снабжения хлебом. Утеря карточки означала уже настоящий голод и даже грозила смертью. Буханка чёрного хлеба по карточке выдавалась на четыре дня. Для остальных хлеб продавали в отдельных специализированных магазинах, однако отовариться там было сложно, очередь формировалась с ночи, составляя группы из десяти человек. Здесь преобладали неработающие мужчины и женщины преклонного возраста, их общее число могло достигать 100 человек. Люди в очереди стояли, плотно держась за одежду или пояса друг друга. Правопорядок обеспечивали сами покупатели, милиции практически не было видно. Пользуясь ситуацией, заранее организованная группа из шести-восьми молодых здоровых подонков с разбега разрывала очередь, вклинивалась в неё, выталкивая нескольких пожилых людей, сцепляясь с основной очередью. Такое происходило за несколько минут до открытия магазина, и противостоять этому было крайне сложно.

Утром, по пути на работу я неоднократно видел трупы людей, лежащие прямо на улице возле домов. Гибли в основном приезжие или люди преклонного возраста. Родные и знакомые киевлян не в состоянии были их похоронить, выносили из дома и укладывали на видных местах. В течение дня специально организованные команды забирали и увозили мёртвых.

Наша семья выжила за счёт того, что старший брат и сестры работали, при этом вносили доход в общий бюджет. Мама работала посудницей в большой городской столовой на улице Прорезной и вечером приносила домой немногочисленные объедки. Руководящую должность в столовой занимал дальний родственник моего отца, и он разрешал ей собирать остатки пищи.

Отца я лишился в возрасте пяти лет, он умер во время эпидемии брюшного тифа в 1920 году. Работал он на Юго-Западной железной дороге в должности старшего кондуктора.

В такой сложной обстановке создавался и начинал свою работу Киевский авиационный институт.

Уже спустя какое-то время после этих жутких голодных лет, в столовой КАИ я впервые в жизни увидел белый хлеб в виде батона. Наверное, излишне говорить, что он всем пришёлся по вкусу.