Достоверность фактов, приведенных в книге, неоспорима, что и доказано судом. Тенденциозность и «желтушность» бузинового произведения также бесспорна: эффект достигается не изложением биографии Шевченко, а подбором скабрезных и малоприятных для шевченкоманов фактов, выставляющих поэта в более чем карикатурном виде. И напивался «кобзарь» до чертиков, и писал с такими ошибками, что зеленому школяру стало бы стыдно, и «Заповіт» свой он накропал в годину страдания от срамной болезни, подцепленной в публичном доме.

Невольно возникает вопрос: ну и что? Господа Пушкин с Лермонтовым ведь тоже святыми не были, а Чехов так тот вообще не вылазил из домов терпимости. Всем известно, что Александр Сергеевич прыгал из постели в постель с такой же прыткостью, с какой его эфиопские предки перескакивали с пальмы на пальму. Ну а зеркало русской революции и свет русской прозы Лев Николаевич не помнил сколько у него внебрачных детей от крепостных баб. И дело тут не в памяти, а в том, что Толстой был гигантом во всем.  В общем русские классики дали такой богатый биографический материал, что хватило бы на сто «Вурдалаков»:  «Вурдлак Пушкин», «Вурдалак Чехов» и т. п., а Бузина счастливо бы состарился, так и не закончив серии разоблачительных книг о слабостях и глупостях дядь, чьи портреты пылятся в школьных классах литературы.

Но, извините, это не вызвало бы такого фурора, как это случилось с Шевченко. Приключения вышеперечисленных классиков никогда не были тайной за семью печатями.

Другое дело Тарас Григорьевич, из которого слепили ангела, гения и страдальца. По большому счету он не был ни первым, ни вторым, ни третьим. «Почитатели таланта» настолько отлакировали образ этого человека, что он потерял всякую связь с действительностью. Но всем известно, что большие шкафы громко падают. Вот он и упал. Не по воле литературоведов и профессиональных биографов, которые молчали, как рыбы, а по воле бульварного журналиста. Вполне ожидаемый результат.

***

Гоняясь за скабрезностями, Бузина упустил, пожалуй, самое главное. Художник даже со спущенными штанами остается художником. Ведь в наследие потомству остается не содержимое штанов, которое неинтересно, поскольку банально. А вот с художественным наследием Шевченко и его влиянием на украинскую культуру самая большая загвоздка.

Вот что писал о Тарасе другой классик Микола Хвильовий:

«Саме Шевченко кастрував нашу інтелігенцію. Хіба це не він виховав цього тупоголового раба-просвітянина, що ім’я йому легіон? Хіба це не Шевченко—цей, можливо, непоганий поет і на подив малокультурна й безвольна людина, — хіба це не він навчив нас писати вірші, сентиментальничати “по-катеринячи”, бунтувати “по-гайдамачому” — безглуздо та безцільно — й дивитись на світ і будівництво його крізь призму підсолодженого страшними фразами пасеїзму? Хіба це не він, цей кріпак, навчив нас лаяти пана, як-то кажуть, за очі й пити з ним горілку та холуйствувати перед ним, коли той фамільярно потріпає нас но плечу й скаже: “а ти, Матюшо, все-таки талант”. Саме цей іконописний “батько Тарас” і затримав культурний розвиток нашої нації і не дав їй своєчасно оформитись у державну одиницю. Дурачки думають, що коли б не було Шевченка, то не було б і України, а я от гадаю, що на чорта вона й здалася така, якою ми її бачимо аж досі… бо в сьогоднішньому вигляді з своїми ідіотськими українізаціями в соціальних процесах вона виконує тільки роль тормоза».

(Микола Хвильовий, «Вальдшнепи»)

Этот фрагмент приведен в приложениях к тексту Бузины, однако сам вопрос места и роли Шевченко в нашей культуре в книге задвинут чуть ли не на десятый план. Для бульварного журналиста факт посещения публичного дома, естественно, гораздо более интересен. Но хочется повторить: в этом вина не Бузины, а стыдливо молчащих шевченковедов. Молчащих по сию пору. Когда мне довелось посетить музей поэта в Киеве, неподалеку от Майдана, музейная работница с сожалением отметила, что вот, мол, Тарасу Григорьевичу выпала недолгая жизнь и все, видимо, потому, что наследственность такая – отец его тоже умер рано. И ни слова о дешевом роме и циророзе печени, которые делают свое дело неумолимее, чем наследственность. 

Беда в том, что «Кобзарь» стал неким эстетическим эталоном, книгой номер один украинской поэзии, чуть ли не библией. И в нем действительно есть что-то нездоровое. Это начало культуры «больших соплей» и целого ряда тошнотворных страдальцев, из-за которых на школьных уроках украинской литературы хочется застрелиться, лишь бы не повторять изо дня в день этот сеанс безудержного и бессмысленного плача, превращающего литературу в макулатуру.  Да я бы лучше табуретки выпиливал на уроках труда! Но надвигается бесформенная учительская тень и начинает бубнить: «Это ж святое, это ж наше все». И опять перед глазами это темное депрессивное пятно «нашего всего», напившегося ямайского рому и проклинающего все на свете, включая себя самого. Спасай меня, Боже!

***

Не знаю странное ли это стечение обстоятельств или все-таки закономерность, но человек, которому Петр Ильич Чайковский советовал в письмах заниматься всем чем угодно только, ради Бога, не музыкой, стал у нас национальным композитором (речь о Лысенко, авторе оперы «Запорожец за Дунаем»), поэт, толком не освоивший ни одного стихотворного размера и несший черт знает что – у нас пророк и «батько нации». Похоже, что знаменитый афоризм Леонида Кравчука «Маємо те, що маємо», был не просто вырвавшимся словцом, а национальным принципом, причем не в теории, а на практике. Почитатели Шевченко дошли до того, что стали называть своего кумира родоначальником украинского литературного языка, забрав лавры у Котляревского с его «Энеидой».  Не спорю восклицание Тараса «о, суко!» в одном из виршей звучит очень литературно, но тогда следует признать, что украинская литература и язык создавались на заборе. Все это не удивляет, так как в области языка у нас вообще творятся вещи невообразимые, а они разрушают языковую культуру. Новоявленные слова вроде «головомозок» и «задомозок», придуманные, по всей видимости, обладателями чрезмерно развитого «задомозку», вообще вне всякой конкуренции в хит-параде маразмов. Нет культуры, норм языка, нет самого языка как такового, поэтому, когда меня просят говорить на «мове», я не понимаю чего от меня хотят.

***

Возможно я черствый сухарь и последний болван, но я, увы, не различаю ангельских созвучий в шевченковской поэзии. Пьяный мат – пожалуйста. Неразборчивое бульканье  – да сколько угодно. Есть редкие исключения, но определить подлинное авторство этих исключений сложно, поскольку Тарасовы вирши неоднократно редактировались и правились Кулишем и Гребинкой, которые из потока не совсем трезвого и полуграмотного сознания пытались сотворить подобие поэзии. Иногда получалось. 

Странно, но самое лучшее написано Тарасом вовсе не на украинском, а на русском. Посвящение княжне Репниной в поэме «Тризна» по звучанию совсем не шевченковское, может потому оно и вполне удобоваримо. Некоторые могут найти его даже прекрасным.

Душе с прекрасным назначеньем

Должно любить, терпеть, страдать;

И дар господний, вдохнвенье,

Должно слезами поливать.

Для. вас понятно это слово!..

Для. вас я радостно сложил

Свои житейские оковы,

Священнодействовал я снова

И слезы в звуки перелил.

Ваш добрый ангел осенил

Меня бессмертными крылами

И тихостройными речами

Мечты о рае пробудил.

А вот другой образец высокого поэтического слова достославного «Кобзаря».

Якби-то ти, Богдане п’яний, 
Тепер на Переяслав глянув! 
Та на Замчище подививсь! 
Упився б! здорово упивсь! 
І препрославлений козачий 
Розумний батьку!.. і в смердячій 
Жидівській хаті б похмеливсь 
Або в калюжі утопивсь, 
В багні свинячім.

Непонятно, зачем становиться «батьком нации», отцом языка, литературы, и прочая и прочая, чтобы писать откровенный хамский бред. Что передают стихи Шевченко? Народный характер? Если это так, то я хочу эмигрировать. Меня пугает такое сожительство. Да нечто подобное нацарапано в любом сортире любого ПТУ, но почему то это не заставляют зубрить наизусть учителя. Может они зря это делают, и целый жирный пласт родной литературы пропадает втуне?

 

***

Шевченко нельзя назвать человеком совершенно лишенным таланта. Если бы его не было, тогда и незачем было вести разговор, печатать «Кобзари», открывать музеи и мучить незрелый ум школяра. Но талант, не приученный к систематическому труду и самомовершеннствованию, похож на то, что оставляют хорошо покушавшие рыбаки болтаться в проруби.

Если сравнивать Тараса с другим горьким пьяницей Есениным, то уж извините, несмотря на то, что последнему мерещились не то что Богданы, утонувшие в свином дерьме, а черные человечки, с которыми он даже вел диалоги, его талант несравнимо больше. Это при том, что Петербургская поэтическая тусовка воспринимала Сергея Александровича довольно скептически. Ему действительно, как и Тарасу, недоставало знаний и культуры, которыми отличались утонченные евреи Мандельштам и Пастернак, дети вполне образованных родителей, а не рязанских или заднепровских крестьян, да и питие в три горла не добавляет поэтического мастерства.

Алкоголь мамаевым полчищем пронесся по жизни и творчеству этих двух откровенных забулдыг, что не могло сказаться на их поэзии. Под конец своей короткой жизни Есенин почти перестал писать, а если и писал, то чувствуется, что делалось это чуть ли не из-под кнута. Стихи у него очень неровны. Прекрасные строки могут соседствовать с откровенной халтурой. То же самое можно встретить сплошь и рядом в «Кобзаре». Вот только там халтуры будет побольше. Налил себе чарку, хлопнул, занюхал рукавом, сделал привычный реверанс зеленым человечкам, чего-то там написал. И тут – хлоп!- вышла украинская Библия. «Очуметь!»,  – как говаривала небезызвестная туповатая няня из ящика.

***

Вести разговор о Тарасе  – дело неблагодарное, и, выражаясь языком Маяковского, скучное, как банка консервов. Но, признаюсь, необходимое. Все бы ничего, но хотелось бы сказать, что провозглашения «Кобзаря» произведением недосягаемого по своей высоте гения мешают все карты в колоде. Культура, и литература прежде всего, не может достичь настоящих высот, беря за канонический образец поэзию Шевченко. Собственно говоря, она их и не достигла и превратилась в неудобоваримую и чрезмерно политизированную кашу, которую мало кто решается хлебать вне пределов многострадального отечества. Ну не может скульптор брать за образец классической скульптуры неотесанное бревно, если он, конечно не папа Карло или покурил чего-то не того. Почему это возможно в литературе? Почему литературный процесс в Украине последние лет сто напоминает того самого папу Карло в поисках Буратин?

Вах, всплеснув руками, скажут, мне, но ведь выдвигали Василя Стуса на Нобелевскую премию по литературе. Вах, скажу я, все это не так. Во-первых, сомнителен сам этот факт. Во – вторых, если это и имело место, то продиктовано было в первую очередь политическими, а не эстетическими соображениями. Например, Солженицыну дали премию не за литературные достижения, а за политическую позицию. Споры о том, хорошим ли писателем был Александр Исаевич, идут до сих пор. И я, положа руку на сердце, признаюсь, что не вижу в нем гения, несмотря на бороду а ля граф Толстой.

Грамотный император династии Цин Канси (даром что дикий манчжур), любивший поэзию и писавший о ней целые трактаты высказывался о поэзии эпохи Тан, как о классическом образце, мериле, которым меряют и будут мерить поэтов последующих эпох. Что намеряем мы, беря в качестве мерила алкогольно-перегарные страницы «Кобзаря»?

Купить книгу в Магазинчике