***
Но так мне хотелось
тебя привести
и с тобой прошагать
по местам,
где я жил,
по местам,
где я шел
и прошел
день за днём,
год от года –
хотя жизни моей
для такого похода
едва ли хватило б теперь –
но в Киев,
но в Киев,
на Малую Васильковскую,
угол Рогнединской,
в Киев
так тянуло меня
с тобою прийти, Катерина, –
и вот я пришел
в этот двор
(только он и остался,
а дома давно уже нет),
в этот двор,
где под шорох и шелест
каштановых листьев
прошло моё детство, –
и теперь
я испытывал чувство такое,
как будто тяжёлый
свалил с себя груз,
и дышал облегченно,
и счастливыми видел глазами,
как легко совпадают
и как совмещаются
наши с тобою следы –
словно две параллельных,
что сходятся
где-то в пространстве,
в бесконечном пространстве
бесчисленных лет –

шаг за шагом,
след в след,
под шуршанье каштановых листьев

* * *
День все быстрее на убыль
катится вниз по прямой.
Ветка сирени и Врубель.
Свет фиолетовый мой.

Та же как будто палитра,
сад, и ограда, и дом.
Тихие, словно молитва,
вербы над тихим прудом.

Только листы обгорели
в медленном этом огне.
Синий дымок акварели.
Ветка сирени в окне.

Господи, ветка сирени,
все-таки ты не спеши
речь заводить о старенье
этой заблудшей глуши,

этого бедного края,
этих старинных лесов,
где, вдалеке замирая,
сдавленный катится зов,

звук пасторальной свирели
в этой округе немой…
Врубель и ветка сирени.
Свет фиолетовый мой.

Это как бы постаренье,
в сущности, может, всего
только и есть повторенье
темы заглавной его.

И за разводами снега
вдруг обнаружится след
синих предгорий Казбека,
тень золотых эполет,

и за стеной глухомани,
словно рисунок в альбом,
парус проступит в тумане,
в том же, еще голубом,

и стародавняя тема
примет иной оборот…
Лермонтов. Облако. Демон.
Крыльев упругий полет.

И, словно судно к причалу
в день возвращенья домой,
вновь устремится к началу
свет фиолетовый мой.
1991